Юн Линдквист - Звездочка

Послышался щелчок, а потом кто-то ударил его по спине. Макс собирался снова лизнуть ее, когда мышцы спины вдруг резко сократились, а затем последовал еще один удар. И еще один. Он неуклюже повернул голову назад, но ничего не увидел. Удивительно: ощущение такое, будто кто-то льет ему на спину теплую воду. Макс поднял взгляд на Тору и заметил у нее в правой руке странный предмет. А в левой — она держала фужер, только без ножки.

Потому что ножка фужера как раз и была зажата у нее в правой ладони. Стеклянная ножка, десять сантиметров которой алели красным — его кровь! Тора снова занесла над ним свое орудие, и Макс закричал, свернувшись в комок. Секунду спустя на него обрушился удар. Ножка фужера вошла ему глубоко между лопаток и там застряла.

Макс вопил не переставая. Острие ножки, должно быть, перерезало какой-то нерв, потому что его всего трясло, как от спазмов. Послышались глухие удары в дверь. Ему удалось приподнять голову, чтобы взмолиться о пощаде, но Торы рядом не было. Ухватившись за спинку кровати, он поднялся на ноги. Стук, скрежет. А потом он услышал, как открывается дверь.

С ним явно что-то не так, с этим Максом Хансеном. Подобное впечатление сложилось у Терезы, стоило ей взглянуть на него, когда дверь распахнулась. Дело то ли в выражении лица, то ли в тембре голоса. Возможно, все представители музыкальной индустрии немного со странностями, но не стоило ей оставлять подругу наедине с ним. Пришлось, потому что так велела ей Терез. Потому что она очень хочет записать диск.

Но покинуть свой пост и спуститься в холл? Ни за что! Как только дверь за ними захлопнулась, Тереза тут же встала и приложила к ней ухо. Она слышала голоса, но разобрать слова не выходило. Потом Терез запела «Тысячу и одну ночь», и Тереза почувствовала укол ревности. Это ведь как бы их песня. Хотя Терез, конечно, об этом не знает.

И даже если б знала, разве поступила бы по-другому?

Тереза была сентиментальной. В стихах ей всегда нравилось элегическое настроение: неясная, причиняющая боль тоска по прошлому, пусть само стихотворение и не было слишком хорошим. Девочка могла впасть в легкую меланхолию, посмотрев «Улицу Сезам», хотя в детстве особо эту передачу не любила. А ее новая подруга была самой несентиментальной из всех, кого она знала. Для Терез существует лишь настоящее, и все ее рассказы о прошлом звучат так, будто она вслух читает учебник по истории. Сухие факты, не имеющие отношения к тому, что происходит сейчас.

В комнате раздался крик. Тереза дернула за ручку двери, а потом начала колотить по ней. Никто не открывал. Тогда она снова замолотила кулаком, и секунду спустя дверь открылась. Прямо перед ней стояла абсолютно голая Терез. По животу струится кровь. Одна ладонь окрашена алым цветом, а в другой — наполовину полный фужер шампанского без ножки.

— Что ты?.. Что здесь?..

Прежде чем Тереза успела сформулировать вопрос, она увидела Макса Хансена, поспешившего запереться в ванной комнате. Он тоже был голым, и девочка успела увидеть его спину. Посреди огромного красного пятна торчал предмет, формой напоминающий букву «Т». Будто кран, который открыли, чтобы выпустить кровь.

— Заходи, — проговорила Терез. — Помоги мне. Я не понимаю.

Если бы не просьба о помощи, Тереза бы уже во весь дух мчалась по коридору, потому что это уже слишком для нее. Но подруга сказала «помоги». Значит, в ней нуждаются. Значит, она должна ей помочь. Тереза вошла в номер и закрыла за собой дверь.

— Держи, — Терез протянула ей фужер без ножки. — Ты любишь это? Мне не понравилось. Мерзкий вкус.

Тереза затрясла головой:

— Что… вы тут делали?

— Я пела. Потом разделась. Потом он попробовал съесть меня. Но я не испугалась. Я знала, что могу сделать его мертвым.

— Так, быстрей одевайся. Нужно делать ноги отсюда.

Еще с порога Тереза увидела камеру — красный огонек означал, что идет запись. У них была такая же в школе. Пока подруга одевалась, Тереза отмотала видео назад и смогла увидеть, что именно здесь произошло. Отказ Терез, настойчивость Макса, результат. Она достала из камеры диск с записью и спрятала его в карман.

Терез уже оделась, а содержимое фужера без ножки разлилось по столику.

— Пойдем быстрей отсюда! — скомандовала Тереза, но подруга даже не пошевелилась.

Из ванной донесся шум воды. Во рту у Терезы появился странный привкус: смесь желчи и меда. Так бывает, когда чувствуешь: сейчас произойдет что-то непредсказуемое. Когда больше не хочешь в этом участвовать.

— Ну пойдем же! — взмолилась она. — Нам нельзя тут оставаться!

— Нет, я должна записать диск, — возразила Терез.

— Только не с ним.

— Нет, с ним. Он сказал, что сделает это.

— Раньше — да, а сейчас уже вряд ли.

— Нет.

Терез присела на краешек постели и поманила к себе подругу. Постояв в нерешительности пару секунд, Тереза поняла, что выбора у нее нет. Тогда она взяла бутылку с шампанским, вылила содержимое в ведерко и взвесила бутылку в руке, держа ее наподобие биты.

— Вот, — протянула она бутылку Терез, присев рядом с ней.

— Зачем? — удивилась девочка, не взяв у нее новое оружие.

— На случай, если он… снова попытается тебя съесть.

— Не попытается.

— Но вдруг?

— Тогда ты сама можешь сделать его мертвым.

Они сидели рядышком. Стоны, раздававшиеся из ванной, постепенно стихли. Возможно, Терез права. Этот Макс Хансен тип неприятный, но не особо опасный. Он просто трус.

Тереза взвесила бутылку в руке: плотная и тяжелая. Горлышко удобно ложится в ладонь, превращая бутылку в идеальное орудие удара. Девочка представила, каково будет треснуть Макса Хансена по его зализанной башке. Прислушалась к собственным ощущениям. Да, она сможет это сделать. Какой-то частице ее просто-напросто хочется это сделать.

Они — две беззащитные девочки. На видео — доказательство того, что Макс напал первым. Им все сойдет с рук. Так ей думалось. Хотя, сидя рядом с Терез, она чувствовала себя кем угодно, только не беззащитной девочкой. Скорее, наоборот. Тряхнув пару раз бутылкой, она посмотрела на Терез: подруга спокойно сидела с прямой спиной, сложив ладони на коленях. Нет, беззащитными их не назовешь.

«Мы неуязвимы, — решила Тереза. — Мы — волчицы».

Когда Макс Хансен вышел из ванной, он был бледнее трупа. Кожа будто совсем потеряла цвет, а грудь и живот за неимением бинтов перевязаны парой полотенец. Увидев сидящих на постели девчонок, он остановился как вкопанный.

— Какого черта вам тут надо? — спросил он слабым голосом, покосившись на бутылку в руках у Терезы. Покопавшись в карманах пиджака, он достал бумажник и швырнул его Терез. — Вот, берите. Больше у меня ничего нет.

Терез отдала бумажник подруге, которая не знала, что с ним делать. Открыв его, она задумалась, может, взять деньги, но потом решила, что не стоит, и швырнула бумажник обратно Максу.