Франк Тилье - Атомка

А Шарко вообще отделался шишкой.

— Повязка на башке, хромая нога — я, наверное, смахиваю на Бьорна Борга… [77]

— Даже если и так, то ты куда сексуальнее!

Люси сменила тему и перешла на серьезный тон:

— Ладно, расскажи, что сейчас происходит.

Комиссар включил телефон, выключенный с тех пор, как он вел переговоры в посольстве.

— Украинская сторона еще продолжает допросы, но ситуация потихоньку проясняется.

— Давай подробнее!

— Михаил утверждает, что Шеффер сам пытал и убил Валери Дюпре в том заброшенном здании еще в начале декабря. Как мы и предполагали, журналистка хотела вызволить ребенка из блокгауза, но во время побега водитель фургона ее поймал. Мальчика он больше никогда уже не видел, зато Валери схватил, запер в комнате с матрасом и известил об этом Шеффера. Говорит, когда ученый вошел и увидел пленницу, он прямо-таки взбесился. Мы-то с тобой знаем почему: небось сразу понял, зачем Валери крутила с ним роман и откуда взялось сообщение в «Фигаро», осознал масштабы ее предательства.

Люси никак не могла избавиться от преследовавшей ее картинки: затончик, обнаженное тело Валери среди корней в радиоактивных водах озера, руки и ноги, объеденные громадными уродливыми рыбинами… Ей страшно было представить, какие муки выпали на долю этой несчастной, запертой в жутком строении посреди дикого леса.

— Они забрали у Валери мобильный, — продолжал Шарко, — нашли в списке часто повторяющихся вызовов телефон Кристофа Гамблена и пытали ее до тех пор, пока она не призналась, что вела расследование с ним на пару. Так Шеффер и Дассонвиль на него и вышли.

— Печальная участь Гамблена нам известна: тоже пытки и смерть в морозильнике на собственной кухне… Под пытками журналист сказал, что напал на след серийного убийцы, который экспериментировал с анабиозом, стало быть, читал рукопись. Дассонвиль заморозил Гамблена насмерть, дав перед тем выпить святой воды. Я ничего не понимаю в религиозных делах, но, похоже, Дассонвиль хотел… хотел облегчить своей жертве встречу со смертью. Ведь точно то же он проделал со своими братьями-монахами, прежде чем их сжечь. Этот тип в рясе — настоящий дьявол!

— Ну да, мы уже знали, что он такой… А потом парочка негодяев решила убрать Агонла и всех, кто имел хоть какое-то отношение к проклятой писанине, пусть даже в малейшей степени. — Шарко ненадолго задумался. — Михаил и Владимир продолжают утверждать, что ничего и знать не знают об истинной деятельности Шеффера и его фонда. Переводчик отбирал и похищал детей, водитель под руководством Шеффера делал им татуировки, потом отвозил на Урал в фургоне с радиоактивными отходами. Шеффер за это щедро платил обоим. На сегодняшний день известно, что за десять лет им было использовано для опытов четырнадцать мальчиков.

— Четырнадцать! Ужас-то какой!

— И это только верхушка айсберга. По словам Михаила, в то время, когда Шеффер вместе со своим фондом находился на территории России, доктор сам занимался русскими детьми, зараженными радиацией, — искать другие пути ему пришлось уже после того, как его из России прогнали. Тогда он обосновался во Франции, где и нашел удачный способ продолжить свой гибельный промысел.

— Ассоциация?

— Конечно. Он создал ассоциацию и привлек к работе Владимира и Михаила. С тех пор наши милые шофер и переводчик похитили пятерых украинских мальчишек.

— Надеюсь, похитители окончат жизнь за решеткой.

Комиссар стиснул зубы, но преодолел себя и перешел к практической стороне дела:

— Кто-то из посольских уже отправился за машиной, на которой мы ездили к запретной зоне, и вот-вот вернется с нашими вещами. Нам понадобится самая теплая одежда: если все будет хорошо, завтра рано утром, в семь двадцать, мы вылетаем в Челябинск. Вернее, сначала час полета до Москвы, там у нас пересадка, потом из другого аэропорта летим на Урал, в Челябинске приземлимся в двенадцать ноль семь по московскому времени, по местному — в три часа дня. Если к тому времени Интерпол и Белланже все уладят, Арно Лашери привезет в аэропорт двух полицейских, которые вместе с нами полетят на Урал. Если я правильно понял, оба они из местной уголовки, значит делают примерно то же, что мы во Франции. Эти ребята уже связались с челябинской полицией и там, на месте, будут руководить следственными действиями. В общем, нам остается смотреть и ничего не трогать. Меньше всего на свете нашим верхам хочется, чтобы что-нибудь случилось еще и на российской территории.

— Ага, «что-нибудь случилось»! Когда детей уже столько лет похищают!

Шарко обнаружил сообщение Белланже, выслушал его и встал:

— Я на минутку. Поговорю с шефом и вернусь.

Люси отодвинула тарелку. Ей в вену влили столько глюкозы, что есть совсем не хотелось. Она встала, подошла к окну. Увидела какую-то киевскую улицу — пустынную, редкие прохожие явно спешили, наверное к семьям или друзьям, все-таки Рождество…

Рождество, а она одна в этой убогой больничной палате, так далеко от дома. На Люси навалилась хандра, но раскисать было нельзя, и она постаралась собраться, обдумывая итоги их расследования: те, кто проделывал такие ужасы с детьми, кто виновен в стольких смертях, скоро за это заплатят, пожизненное заключение им гарантировано.

В конце концов, может быть, это самый лучший рождественский подарок!

В палату вошел ее лечащий врач — молодой, лет тридцати, брюнет — и, улыбаясь, заговорил с ней на вполне приличном английском:

— Результаты обследования удовлетворительные, вы проведете здесь ночь, а завтра утром, как и предполагалось, мы вас выпишем.

— Отлично, — ответила Люси, тоже с улыбкой. — Только не просто утром, а совсем рано утром.

Доктор, поглядывая на пациентку краешком глаза, что-то записал в истории болезни.

— Советую вам в течение нескольких ближайших недель больше отдыхать, так будет лучше для ребенка.

Люси схватилась за спинку кровати. Она подумала, что не расслышала или недопоняла, нахмурилась:

— Ребенка? Вы сказали «для ребенка»?

— Да.

— То есть вы считаете…

Руки-ноги у нее задрожали, она не находила слов.

Врач заулыбался еще шире:

— А вы что, не знали?

Люси поднесла ладони к пылающим щекам, покачала головой. На глазах ее выступили слезы. Доктор подошел к ней и осторожно усадил на постель:

— Мне кажется, это для вас хорошая новость?

— А вы… вы уверены? Вы совершенно уверены?

Врач кивнул:

— В вашей моче, как и в крови, обнаружено такое количество ХГЧ [78], что никаких сомнений быть не может. Гормон сейчас на максимуме, стало быть теоретически у вас идет восьмая неделя беременности. Вот, кстати, и главная причина вашего обморока.

Люси показалось, что сейчас она потеряет сознание снова.