Михаил Март - Обратная оговорка

— Мне скрывать нечего, — заговорил Гелаев. — Что же, по-вашему, я должен преступников прикрывать? Вот только внешности их я не запомнил. Пришли двое мужчин. Они действовали очень быстро. У нас клиенты степенные, неторопливые, а эти юлой крутились. Сразу же руки мои к столу прижали. Потом велели хранилище открыть, приставив ствол ко лбу. Ну и открыл. Один зашел за решетку, потом открылась вторая дверь. Да, он еще все ключи с доски снял. А другой тип повел меня наверх.

— Значит, ты уже понимал, что грабить будут не бюджетные деньги, а частные ячейки?

— А кого это волновало? Или что-то изменилось? Просто я был уверен в том, что они не уйдут.

— А как бы ты поступил? — спросил Лузгин.

— Я никогда не заходил в хранилище. Это невозможно. В своем отсеке я захожу за решетку, и дверь за мной закрывается. Кто же откроет мне вторую дверь, если за компьютером никого нет? А потом, кто меня выпустит? Я окажусь в ловушке.

— И откуда налетчики знали все эти тонкости?

— Я думаю, их навел на хранилище человек, у которого есть ячейка. Возможно, кому-то грозит банкротство, и он решил одолжить деньжат у друзей. Таких же бизнесменов, как он сам, но более успешных. Все самые богатые люди области хранят у нас свои капиталы.

— А ты откуда знаешь?

— На каждого клиента банка заведена карточка. Я видел их паспорта, знаю всех в лицо и вижу их портреты в газетах и на телевидении. Вот только в их кошельки не заглядывал.

— Мог бы и заглянуть, если бы вместо себя посадил кого-то другого за компьютер.

— У меня нет второго ключа. На ячейке стоят два замка. Второй у клиента, который приносит его с собой.

— А у кого хранятся дубликаты?

— У казначея банка. Им считается наш главбух Яков Гаврилович Цейтлин.

— Откуда тебе это известно?

Разговор напоминал пинг-понг. Подполковник очень быстро задавал вопросы, а Гелаев тут же на них отвечал, будто их разговор неоднократно репетировался. Тут он запнулся.

— Разве охраннику положено знать, где хранятся дубликаты ключей? — нажимал Лузгин.

— Нет, конечно. Но один из клиентов потерял свой ключ. Не помню кто именно. Так его ячейку открывал Цейтлин. Значит, дубликаты у него.

— Ладно, Гелаев. Посиди пока в коридоре и попытайся вспомнить имя клиента. Советую вспомнить.

— Но это было года три назад.

— Потому и советую подумать. Иди.

Гелаев вышел из комнаты в задумчивости.

Лузгин тут же перезвонил генералу:

— Вас Лузгин беспокоит. Полагаю, что у охранника Рустама Гелаева надо провести обыск. Он знает все детали работы отсека с ячейками. Вполне мог быть консультантом налетчиков.

— Никаких обысков. Посади его в камеру. Если он соучастник, то сообщники к нему придут. Мы не должны раскрывать свои карты. И срочно запроси все материалы на Гелаева, если они есть. Нам нужно прощупать его со всех сторон.

— Понял. Приступаю к исполнению.

— Посади его в одиночку, чтобы ни с кем не общался. Ни с кем.

— Будет исполнено.

Когда раздался телефонный звонок, уже все находились на пределе нервного напряжения. Трубку снял Саид Омаров. На табло высветился телефон Фаины.

— Операция сорвалась. Гелаева арестовали. Уносите ноги. Когда все утихнет, я вас вызову. Деньги у меня. Хватит на всех.

После этого раздались короткие гудки.

— Рустам арестован. Надо сматываться.

Мужчины переглянулись.

— Рустам будет молчать. А вот за его бабу я не ручаюсь, — со злобой произнес Омаров и вышел из комнаты.

Алевтина уже оделась. Она не могла больше сидеть без дела и в полном неведении. Решила сама сходить в банк. Конечно, она и не думала подходить к мужу или Фае, но хотя бы понять обстановку. Никто из них и не думал включить телевизор, по которому уже второй час показывали демонстрацию возле банка. Комментаторы приводили самые нелепые версии: от заложенной в банке бомбе до маньяков-самоубийц, захвативших всех в заложники.

Алевтина открыла дверь, чтобы выйти из своей комнаты в коридор, и увидела перед собой гневное лицо Омарова. Понять она ничего не успела. Острый кинжал пронзил ей горло насквозь. Обливаясь кровью, женщина упала на пол.

Герман, сидящий в машине, звонил Аркадию Дворкину каждый час и докладывал обстановку. Наконец он увидел, как из дома вышли три кавказца в папахах, бурках и сапогах. Они торопились. Сели в «Форд-Фокус» Гелаева и тут же уехали.

Одна из стоящих у обочины машин поехала следом. Герман терпеливо ждал. Минут через двадцать ему позвонили:

— Они на вокзале. Поменяли билеты в кассе номер восемь на сегодняшний день. Поезд отходит только вечером. Отправились в привокзальный ресторан.

— Продолжай наблюдение.

— Гриша взял билет на тот же поезд. Будет сопровождать гостей до столицы и дальше. Мы приняли решение довести их до дома.

— Идея правильная. Отбой.

Герман вышел из машины и направился к дому Гелаева. Он вошел в подъезд, поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру. Ему никто и не открыл. Он достал отмычки и быстро справился с замком. В темном коридоре стоял неприятный запах. Герман нащупал выключатель и зажег свет. В центре коридора лежала женщина в огромной луже крови.

Герман прошел в одну из комнат, достал из-за пазухи толстую общую тетрадь и положил ее в футляр из-под аккордеона, стоящий на тумбочке возле окна. Потом прошел на кухню и заглянул в холодильник. Продуктов сохранилось мало. Он открыл «кейс», с которым пришел, и выложил продукты в холодильник. Все они покупались в супермаркете «Кавказ». Последним штрихом стала бутылка дагестанского коньяка. Закончив свои дела, он ушел так же незаметно, как пришел.

Когда Герман уже сидел в машине, он заметил подъехавший к дому фургон «Фольксваген». Из фургона вышел молодой мужчина приятной наружности в ремонтном комбинезоне, с рюкзаком. Он тоже направился к дому Гелаева. Но Герман знал, что он не пойдет в квартиру. У него в этом доме были свои дела.

Полет проходил на высоте три тысячи метров. Борис летел уже над соседней областью, когда минеры все еще занимались муляжом в подкопе. Узнав о том, что федеральные деньги не тронуты, мэр тут же отменил чрезвычайное положение, самовольно объявленное генералом. Взлетную полосу освободили, и капитан сдержал обещание — самолет Бориса взлетел первым. Все полеты согласовывались с ПВО за сутки до взлета. У Байчера все документы были готовы. Ему никто не препятствовал. В связи со следствием до особого распоряжения удалось задержать на аэродроме семь многоместных самолетов. Но и на это у генерала не было прав, так как он не получил еще распоряжение суда. Все это Борис понимал и не ошибся в своих расчетах.

До начала операции он внес предложение, что ни одной копейки из награбленного не будет истрачено в течение года. За это предложение проголосовали все участники команды против одного. Против был лишь нынешний муж Валерии. Всеволод Копейкин жаждал денег. Все остальное его не интересовало. Но его голос не имел особого значения. Он в команде считался «пришлым», человеком со стороны, и в команду попал лишь потому, что был мужем Леры, а она была матерью погибшего Сергея. Они могли бы справиться и своими силами, но Лера настаивала, и Борис включил их в свою команду. Потом жалел об этом, но обратного пути уже не было. Оставлять ценности в городе они не решились. Нет денег — нет доказательств. Никто из команды не знал, куда Борис отвезет содержимое сейфов. А значит, и рассказать ничего не сможет. Правда, деньгами интересовались не многие. Не ради денег работали.