Полина Дашкова - Питомник. Книга 2

Москва, равнодушная, деловитая, глухая к бесхитростным девичьим мечтам, проносилась мимо, обдавая грязью из-под колес, штрафуя за безбилетный проезд в троллейбусе, толкая в бока острыми локтями, дыша в лицо перегаром и желудочной кислятиной, посылая пьяным матом, обжигая надменными, насмешливыми взглядами, которые оскорбительней грязи и мата. Никакой любовью не пахло, совсем наоборот, пахло тоской, помойкой, строительной известкой, мочой из общественных сортиров. Надо было что-то с собой делать, куда-то деть себя, томящихся жаркой юной скукой, в юбочках, которые лопаются на бедрах, как кожура спелого фрукта.

И вот однажды Марина Бочарова решила, что шляться по Москве табунком не имеет смысла. Искать свою красивую любовь в огромном городе надо в одиночку. На одинокую девушку непременно кто-нибудь клюнет. Не сказав подружкам ни слова, она отправилась в столицу одна, в будний день. Оделась без всяких блесток, просто и буднично: узкие джинсы, трикотажная маечка с короткими рукавами. Накрасилась совсем чуть-чуть. Уже в электричке ловила на себе совсем другие взгляды, внимательные, пристальные, ощупывающие круглую крупную грудь под тонкой маечкой, скользящие по выпуклым ярким губам, настоящие, серьезные мужские взгляды, которых раньше не было. С вокзала отправилась на Калининский проспект.

У нее была хорошая фигурка, милое круглое личико, большие серые глаза. Критически оглядывая себя в зеркалах универмага «Весна», она решила, что в таком скромном «прикиде» выглядит куда интересней. И не ошиблась. Трехчасовая прогулка увенчалась успехом. В подвальной чайной на Гоголевском бульваре к ней подсел вполне приятный парень: короткие темные волосы, умные карие глаза. Круглые очки и аккуратные усики делали его похожим на какого-то актера, Марина все пыталась вспомнить, какого именно. Он угостил ее армянским коньяком, который продавали в чайной из-под прилавка, взял для нее бутерброды с красной рыбой и черной икрой. Рыба оказалась невозможно соленой, икра сухой и твердой, как песок, но Марина так шикарно угощалась впервые в жизни, и под закуску выпила грамм двести коньяка. Сначала она стала заливать новому знакомому, будто живет в Москве, мама у нее главный бухгалтер большого универмага, а папа директор завода, но вскоре расслабилась и выложила все как есть. Ужасно хотелось поплакаться, это дело она вообще любила, становилось легче, если кто-то слушал.

Она рассказала про поселок Катуар, про маму – пенсионерку по инвалидности, пьющую беспросветно, про отца, который сидит за кражу каких-то тракторных деталей, про то, что никому она на свете не нужна, и если что-нибудь случится с ней, никто даже не заметит. Пока рассказывала о своей несчастной жизни, сама так расстроилась, что заплакала.

Парень слушал с искренним сочувствием, гладил по руке, по щеке. Звали его Толик, ему было двадцать три года, он сказал, что учится в каком-то институте, она не запомнила, в каком, впрочем, это не важно. Вскоре выяснилось, что нигде он не учился.

Из чайной они вместе направились в Кинотеатр повторного фильма, смотрели какую-то старую французскую комедию, целовались в последнем ряду полупустого зала. Марину совсем развезло от коньяка и долгих мокрых поцелуев, и не было сил ехать на вокзал, садиться в электричку. Толик взялся проводить ее, повел бесконечными, темными проходными дворами, иногда они останавливались и целовались, зашли в какой-то вонючий подъезд, поднялись по лестнице, Толик говорил что-то про деньги на такси, открыл своим ключом ободранную дверь, провел по длинному полутемному коридору, Марина увидела маленькую нищую комнату с матрацем на полу, и больше всего на свете ей захотелось лечь на этот матрац и поспать. Толик врубил музыку, сказал, что сейчас сварит кофе, но вместо кофе налил ей водки, от которой ее окончательно развезло. Он легко повалил ее на матрац.

Так и не почувствовав ничего, кроме пьяной тошноты и боли в паху, не поняв, любовь ли это или какая-то нудная, утомительная гадость, Марина уснула. Проснувшись, обнаружила рядом с собой уже не Толика, а жирного волосатого кавказца лет пятидесяти. Попыталась орать, но кавказец зажал ей рот потной ладонью, а кто-то еще схватил за руки, больно стиснул запястья. Оказалось, Толик.

Уходя, кавказец оставил на столе деньги, и не маленькие. Толик вручил ей половину суммы, поздравил с первыми бабками, заработанными честным трудом. В тот же день явились еще двое, бритоголовые прыщавые юноши, которые развлекались с ней сначала по очереди, потом вместе. И опять Толик дал ей половину суммы.

Она никак не могла внятно объяснить, прежде всего самой себе, почему не сбежала из грязной коммуналки. У нее была такая возможность, и не раз, однако сначала просто голова кружилась, ноги подкашивались от слабости, потом она слегка ошалела от денег, которые заработала всего за один день, да и вообще вся ее прошлая жизнь, тусклый поселок, где парни начинали пить с десятилетнего возраста, школа, дом, вечно пьяная больная мать, постоянное чувство голода, дрянные дешевые шмотки, скука и безысходность показались ей куда хуже, чем коммуналка с матрацем и усатенький веселый Толик.

«Главное, не спиться и не подсесть на иглу, – рассудила Марина, – каждый зарабатывает, как может. Если будут такие деньги, я себе квартиру куплю и машину, может, потом и замуж выйду за хорошего человека. Москва – не Катуар, здесь можно запросто спрятаться от своего плохого прошлого. А жить надо начинать с денег, иначе пропадешь».

Через неделю она съездила в Катуар, сообщила матери, что поступила в ПТУ, оставила полтинник, собрала вещички и вернулась к Толику.

Несколько месяцев жила в его комнате, в коммуналке, он приводил клиентов. Оказалось, в других десяти комнатах обитают такие же, как она, девушки, но только более опытные и потасканные. Марина первое время оставалась «свежачком», ей едва исполнилось пятнадцать, хотя выглядела она старше. Сутенер Толя держал ее у себя под боком. Хозяином притона был не он. Раз в неделю в квартире появлялся шикарный пожилой дядька в костюме-тройке, с массивными золотыми часами. Он осматривал девушек, выбирал какую-нибудь и увозил с собой. Иногда девушка возвращалась, иногда нет. Между собой его звали Людоедом и боялись все, даже Толик.

Конвейер работал, Марина перестала различать лица, голоса, запахи, страшно уставала и ничего не чувствовала. Избегала алкоголя и наркотиков. В притоне пили и кололись все, отличаться от остальных было невыносимо тяжело, но Марина держалась. Она была пьяной от усталости, иногда делала вид, что уже тепленькая, успела принять дозу, и товарки ее не трогали.

В голове у Марины сложился простой и утешительный план. Она скопит денег на квартиру. На окраинах, в новых домах, можно купить однокомнатную совсем недорого, так вот, она купит через пару лет и распрощается с этой кошмарной жизнью.