Андрей Орлов - Неистовая волна

Это был перебор — он сам это чувствовал. Но подполковник не мог успокоиться. Он должен был что-то делать, пока не кончится это насилие природы над людьми. Он еще способен спасать человеческие жизни! Он не замечал, что творится вокруг. Прибыли ли профессиональные спасатели? Или город продолжает справляться своими силами? Мельтешили какие-то люди, сновали лодочки. Он греб по Советской улице, поражаясь, откуда берутся силы? Все дальше от улицы Свердлова, снова в клоаку стихии и человеческого горя. Сквер, беседка с женским телом, боковой проезд мимо подстанции и водонапорной башни… Щемящая тоска — куда тебя несет? Остановись, безумец! Но он не мог. Ветер нарастал, разгулялись волны. Половодье не сдавалось. Замирало, вроде бы отступало, но опять набрасывалось на затопленный город! Видимо, на юге снова скапливалась вода в низинах, тормозилась заторами, а когда преграды рушились, волны штурмовали Таманск…

На его глазах развалился частный дом за магазином «Автозапчасти»: сползла крыша, потеряв распорки, пошатнулась стена, стала ломаться, выстреливали доски. Обвалился целый пласт стены, а за ним лег и дом… Кому-то досталось. Разразились крики, из переулка рядом с местом обрушения вынесло лодку с людьми. Она кружилась, выносясь на перекресток, в ней что-то трещало, лодка теряла плавучесть. Вероятно, одно из бревен, отвалившихся от стены, торпедировало суденышко. Лодка тонула, в борту зияла пробоина, надрывно голосили люди. Горбатов лихорадочно к ней греб. Двое не стали дожидаться, пока лодка развалится, прыгнули в воду. Он видел, как с банки привстала женщина, крепкая в кости, перед собой она держала сверток. Мужчина из воды ей что-то кричал, плыл к ней. Второго отнесло, он безуспешно боролся с течением. Лодка развалилась — конструкция оказалась никудышной, накрыло пловца. Женщина не удержалась, взмахнула руками, сверток вылетел из рук, поплыл. Она орала дурным голосом, пока не оступилась и не свалилась навзничь. Похоже, она ударилась поясницей о борт, прежде чем скрыться в волнах. У Горбатова волосы от ужаса встали дыбом. Он, кажется, понял… Оттолкнувшись от резинового дна, он прыгнул в воду, поплыл вразмашку, полностью выкладываясь. Подплыл к свертку, поймал его, прижал к плечу. Из свертка доносился истошный плач младенца! Ребенка укутали в несколько пухлых одеял, оставив лишь небольшое отверстие для дыхания, поэтому он не успел утонуть, не нахлебался. Сердце колотилось. Он этот сверток чуть не на голову себе взгромоздил! Греб одной левой, возвращаясь к лодке. Обхватил полуспущенный борт, пристроил малыша на дне, стал озираться. Женщина не выныривала. Мужчина, придавленный лодкой, — тоже. Третьего унесло, издалека доносились крики. Сердце тоскливо сжалось. Он забрался в лодку, уселся по-турецки, пристроив мокрый сверток на коленях, отогнул края «конверта». Младенец перестал плакать, но пухлые щечки продолжали на всякий случай надуваться. Бегали смышленые глазки, морщился носик-пуговка. Малыш с интересом разглядывал склонившегося над ним незнакомого дядю, черное небо, как по заказу придержавшее дождь…

Он яростно махал идущей навстречу лодке. Она до отказа была набита людьми. Гребцы устало налегали на весла. Горбатов двинулся им наперерез. Лодки сближались правыми бортами как корабли морского флота Ее Величества. Он сел на корточки, бросив весла, вытянул карапуза перед собой.

— Люди, возьмите, это ребенок, отдайте врачам… Я не знаю, кто его отец и мать, они погибли…

— Ну ты даешь, мужик, — проворчал простуженным голосом мужчина. — Нам тут своих короедов девать некуда, а ты еще одного навяливаешь. Нет уж, сам с ним мудохайся…

— Жора, что ты несешь? — раздраженно вымолвила женщина. — Как ты можешь, дубина ты бессердечная. Ты еще скажи, что он нашу лодку потопит… Мужчина, давайте сюда, я держу.

К Горбатову простерлись мозолистые женские руки. Он бережно вложил в них сверток, пробормотал слова благодарности. Лодка уходила дальше, в безопасную зону. Он провожал ее глазами, ком стоял у горла. Лодка превращалась в неотчетливое пятнышко, таяла в предутренней белесости.

— Неплохо, подполковник, неплохо, — пробормотал Горбатов. Он уже не замечал, что разговаривает сам с собой. — Не соверши ты эту ходку, и крошку не спасло бы никакое провидение…

Он сел на весла и двинулся дальше весьма довольный собой. И словно в мертвую зону угодил — между затонувшим супермаркетом «У дома» и магазином садовых принадлежностей. Туча опустилась до упора, сделалось темно, как в могиле. Стих ветер, закончился дождь, только мокрая изморось висела в воздухе. Воздух сделался густым и плотным. Никого в округе. Только труп неторопливо дрейфовал к центру города. Сердце сжалось по непонятной причине. Он продолжал грести, давил на весла, чтобы быстрее выбраться из душной зоны. И вдруг он что-то почувствовал. А потом увидел. Словно воздух вспучился: метрах в ста по улице. Разбух, прорвался… Заволновалась вода вокруг лодки, стала покрываться беспокойной рябью. Угрожающий плеск впереди, утробное урчание. Снова шла волна — не такая рослая, как памятная первая, в сущности, мелкая — порядка метра. Даже не волна, фигня какая-то. Но энергию она имела: катилась по городу с приличной скоростью, сметая мелкие препятствия и огибая крупные. Она несла с собой ошметки мусора, мертвую органику.

— Надоело… — пробормотал сквозь зубы Горбатов. Неужели не справится с этой мелочью? И не с такими справлялся. На всякий случай он начал смещаться вправо, на обочину, к вмурованному в бетон столбу рекламной конструкции. Плакат, пропагандирующий грядущий День семьи, любви и верности, сорвало еще вчера. Каркас и растяжки — сегодня ночью. Но столб стоял, правда, немного покосился. Нужно обвить его веревкой, прикрепленной к носовой части лодочки. Тогда не унесет. Выдержит, отлежится на дне резиновой посудины…

Он покосился на приближающуюся волну и схватился за конец веревки, лежащий под ногами…

Ветер ворвался в разгромленную комнату. Олег стряхнул оцепенение, схватился за огрызок оконного переплета. Шевельнулся покойник, сердце взорвалось, погнало желудок к горлу. Он всмотрелся — почудилось. Шевелились волосы девушки, мокнущие в воде — волна разбросала их по полу. Он, кажется, уснул с открытыми глазами, устал он чего-то. Солохин с бабами ушел — семь футов ему под килем. По фронту улица Ильича, где половину домов снесло, половину переломало. Волны катились по улице, гнали перевернутые машины, бытовой хлам. Плыли громоздкие фуры: видимо, стихия разнесла популярную парковку дальнобойщиков за Таманским винным заводом. Проплыли «спаренные» поддоны от кирпичей — за них держались двое, их головы чернели на фоне серой массы. Особых неудобств эти парни, похоже, не чувствовали, обменивались репликами. Поплыли лодки… Олег насторожился. Волна несла перевернутый ржавый катер — этот списанный хлам четыре года прозябал на дальнем причале в районе Столбы. Проплыла перевернутая лодка. За ней еще одна, у этой был «особый» путь: ее несло по огородам, разбило в щепки о козырек крыши, усиленный кирпичной кладкой…