Дэвид Хьюсон - Убийство-2

— Нет, нет и нет. Как раз именно я настоял на проверке военной прокуратуры. Все это есть в отчетах. Тот инцидент был расследован, и, по правде говоря…

— Правда в том, что вы замяли это дело! — воскликнул Бук и неуклюже подскочил со стула. — Вы знали, что там не все чисто, и просто не хотели огласки. Когда Монберг что-то обнаружил, вы заставили его молчать. А когда Анну Драгсхольм убили за ее попытки все проверить и пересмотреть дело, вы палец о палец не ударили!

— Вы перевозбудились, Томас, — лениво заметил Россинг.

— Я не могу быть спокойным! Убито пять человек. — Бук поднял руку, растопырив пальцы. — Пять жизней могли бы быть спасены, если бы вы соизволили выполнить свой долг. Как подумаю об этом…

— Мы поняли вашу мысль, — прервал его Грю-Эриксен. — Присядьте, пожалуйста. И по возможности все же успокойтесь. — Премьер-министр обернулся к Россингу. — У вас есть объяснение?

— Да, разумеется.

Россинг снова взял в руки копию факса, пробежался по тексту глазами.

— Я попросил, чтобы этот факс не приобщали к материалам дела, поскольку была совершена ошибка.

— Чушь, Россинг! — выпалил Бук. — Так легко вы не уйдете от ответа. На факсе указано время, дата и место. Все точно.

— Я не собирался обременять вас столь мрачными подробностями, но, как я понимаю, Бук не оставляет мне выбора. Когда медики в Афганистане изучили останки более внимательно, они выяснили, что рука принадлежала тому самому террористу-смертнику, который взорвал бомбу.

— Нет, этого недостаточно.

— Недостаточно для вас! Однако в материалах дела можно найти новый, исправленный отчет, который был получен позднее. — Россинг посмотрел на Грю-Эриксена. — Я не вижу смысла и дальше тратить ваше время на это нелепое разбирательство. Все желающие могут ознакомиться с отчетом медиков. Если бы Бук, прежде чем делать столь скоропалительные выводы, обратился ко мне, я был бы только рад предоставить этот отчет и ему. Но он у нас большой любитель пороть горячку. Право же… — Россинг провел рукой по лбу. — Смерть бедняги Фроде и так стала тяжким испытанием, а тут еще этот…

Россинг утомленно откинулся на кресле.

— Слишком быстро вы среагировали, — проговорил Бук. — Как вы догадались, что я буду говорить о том факсе?

Флемминг Россинг молчал с высокомерным видом.

— Как вы догадались? — повторил Бук.

— Вы помешаны на теориях заговора! — сказал Россинг. — Вам все равно, что говорят эксперты. Вы натравливаете полицию и службу безопасности на наших солдат. — С каждым словом он говорил все громче и наконец встал, тыча пальцем в сторону Бука. — Это вы явились к Монбергу с неприятными вопросами, хотя знали, что он нездоров. Вы, Бук! И после всего этого вы смеете перекладывать на меня ответственность за последствия вашей глупости и некомпетентности. С меня хватит.

Широкими шагами он направился к двери. Никто его не остановил, более того, за ним последовал сначала Кан, затем Гитта Спалдинг и, наконец, Карстен Плоуг.

Грю-Эриксен сидел за своим столом, глядя в стену.

— Это еще не все, — осторожно заговорил Бук. — Я обещаю…

Седой человек, сидящий перед ним, закрыл глаза и откинул голову назад.

Бук встал и вышел.

Около шести дождь сменился мокрым снегом, который налипал на лобовое стекло. На проезжей части снег моментально превращался в серое месиво. Лунд и Странге колесили по Копенгагену в поисках Торбена Сконинга.

Он жил в старом доме недалеко от Сторе-Конгенсгаде. Его жена не видела его с самого утра. Они проверили все местные пабы — безрезультатно. Как выяснилось, кроме выпивки, у Сконинга был всего один интерес в жизни: Музей датского Сопротивления.

Перед небольшим зданием, расположенным недалеко от гарнизона крепости Кастеллет и дворца Амалиенборг, стоял самодельный танк военных времен. Когда они припарковали машину возле входа, Лунд подошла к ветхой конструкции, чтобы получше ее рассмотреть. Танк больше напоминал детскую игрушку или большой велосипед, обвешанный бронированными листами, а не боевую машину. На передней панели была надпись: «Frit Danmark» — «Свободная Дания».

В окнах музея горел свет, были видны люди с бокалами вина. Очевидно, какой-то прием.

Вслед за Странге она вошла в фойе, попросила его разузнать о Сконинге, а сама отправилась бродить по залам. В первый и последний раз Лунд была здесь вместе с классом на экскурсии и тогда не запомнила почти ничего из того, что им рассказывали. Она снова подумала о том, что в детстве война представлялась ей лишь далеким кошмаром и, уж конечно, касалась только стариков, а не ее лично.

Она быстро обошла экспозицию, проследив смутную, неудобоваримую историю о том, как Дания позволила всемогущему германскому фашизму вторгнуться в страну в сороковом году и только в последующие годы набралась смелости, чтобы сопротивляться оккупантам.

Все это было здесь: первые неумелые диверсионные акции, осуществленные школьниками, объединившимися под названием «Группа Черчилля». Более смелые и серьезные атаки коммунистов, совершенные при помощи британских секретных агентов. С тысяча девятьсот сорок третьего года начался фашистский террор: вывоз евреев, массовые аресты, пытки, заключение в концентрационные лагеря, казни тех, кто подозревался в содействии партизанам.

На террор последовал ответ. Эту часть Лунд рассмотрела более внимательно. Не все датчане сопротивлялись. Не все сохраняли нейтралитет. Кое-кто присоединился к нацистам, стал работать на них, получая выгоду от их покровительства. Но и рискуя при этом жизнью. С началом террора движение Сопротивления сформировало бесстрашные ударные группы и стало издавать подпольные листовки с фамилиями и фотографиями предателей, которых надлежало уничтожить.

В них стреляли на улицах, в их домах, на работе.

Война шла повсюду, в том числе в подвальных камерах Управления полиции, где подозреваемых истязали, перед тем как сослать в концентрационные лагеря в Германии или, еще хуже, отвезти в Минделунден и быстро, жестоко убить.

Предатель. Это слово смотрело на нее почти с каждой музейной витрины, с листков подпольных брошюр, напечатанных на самодельных печатных прессах, с газетных репортажей, со страниц исторических книг.

Информаторы. Доносчики. Датчане, которые не имели права жить.

Казалось, в музее сумели сохранить весь тот период в истории страны. Старое оружие, детские рисунки, вырезки из газет и огромное количество фотографий. Мертвые солдаты на заснеженном поле. Самодельные пистолеты и бомбы. Лица информаторов, заочно приговоренных к смерти. Общие портреты. К примеру, снимок членов датской группы Лорентцена, которую немцы обучали с целью внедрения в партизанские части. Шеренги людей, подгоняемых нацистскими охранниками к входу в лагерь для интернированных в Хорсерёде, что возле Хельсингёра. Это место Лунд хорошо знала, сейчас там находилась открытая тюрьма для правонарушителей, которые не представляли угрозы для общества.