Дэвид Хьюсон - Убийство-2

Она разрывается между неповиновением и гневом, пристально смотрит в камеру.

— Мой бог, — пробормотал Карстен Плоуг и придвинул стул.

Бук подошел ближе. В это время камера отъехала, и в кадре появилась веревка, которой женщину привязали к стулу. В левой руке она держит лист бумаги. Ее окровавленное, испуганное лицо склоняется к листу, и прерывающимся, ломким голосом она начинает читать:

— Я обвиняю лицемерное датское правительство и неверный датский народ в преступлениях против человечности.

Бумага дрожит в ее руке. Она поднимает глаза к объективу, ища жалости, ответа, но тщетно.

— Настало время мести Аллаха. Мусульманская лига отомстит за страдания, которые Дания причинила… в Палестине, Ираке и Афганистане.

Влажные волосы рассыпались по обнаженным плечам, голова трясется, бегут слезы, прочерчивая дорожки в кровавых слюнях вокруг рта. Она шепчет сквозь плач:

— Я признаю себя виновной. Моя кровь прольется, и многие последуют за мной на смерть.

Камера делает наезд. Ужас на ее лице.

— Я ничего не сделала… У меня маленькая дочь… Ради бога…

Камера еще ближе, еще. Рот в крови, зубы в крови, крик, и кадр застывает. Тишина — на экране. В комнате.

Карина встала, извинилась и быстро выбежала из кабинета. Томас Бук тяжело опустился на стул рядом с ее столом. Это была та самая женщина, которую он видел на фотографии в папках Фроде Монберга. Анна Драгсхольм. Бук уже освоил один из основных приемов политиков — научился запоминать имена. Это имя он забудет не скоро.

Клуб ветеранов располагался в районе Христианхаун, недалеко от бывшего военного района, который превратился в свободный город Христиания. Машину вел Странге, всю дорогу сохраняя угрюмое выражение лица.

— В чем дело? — спросила Лунд, когда они проехали мимо все еще освещенного острова Слотсхольмен к мосту Книппельсбро.

— В вас.

Да, он совсем не был похож на Майера: никаких шуток, никакой веселости. Он казался приличным, тихим, ответственным человеком. Ей это нравилось — в определенной степени.

— Мне жаль, если работа мешает вашей бурной личной жизни.

Он хмуро взглянул на нее. Неужели у него совсем нет чувства юмора?

— Это была шутка, Странге.

— Полиция — это не вся моя жизнь. У меня есть и другие дела. А у вас разве нет?

Она не ответила.

— Я вот о чем, — продолжил он. — Вы приехали в Копенгаген, чтобы увидеться с матерью. А сами вздумали заняться расследованием убийства.

— Меня попросил Брикс.

— Он попросил материалы почитать.

— Я почитала.

— А что мы сейчас делаем? Едем опрашивать свидетелей?

У него было необычное лицо: очень подвижное, молодое и в то же время — лицо зрелого человека, знавшего много горя.

— У вас нет никаких полномочий, Лунд.

— Брикс просил меня…

— Когда мы приедем на место, вы останетесь в машине, пока я не позову вас.

— Это же смешно.

Ее слова не понравились Странге. Он поглядел на дорогу, притормозил, остановился у обочины и выключил зажигание.

— Вы останетесь в машине, пока я вас не позову, — повторил он. — Соглашайтесь, а иначе выходите из машины и добирайтесь домой как хотите. Кстати, именно там вы и должны сейчас быть. А не здесь, со мной, под этим сволочным дождем!

Он сложил руки на груди и ждал ее ответа.

— Вы точно придете за мной? — спросила она.

— Если буду уверен, что там безопасно.

— Я не ребенок, Странге! У меня было такое же звание, как у вас.

— Было. — Он смотрел прямо ей в глаза. — И что случилось потом?

Он ждал. Но она не собиралась реагировать на вызов — ни в беседе с этим малознакомым полицейским, ни с кем-то еще.

— Ладно, — произнес Странге неожиданно мягко. — Люди всякое про вас говорят, вы же сами понимаете.

— Вы не знаете и половины.

— Хотите рассказать?

Она молчала.

— Вот и отлично, потому что я не хочу знать. — Он завел машину. — Здесь коп я, а не вы.

Не дожидаясь ответа, Странге вновь влился в поток вечернего оживленного движения.

Дождь лил как из ведра, когда он въехал на пустую парковку позади заброшенного здания рядом с одной из пешеходных улочек, ведущих в Христианию.

— Я проверял этот клуб. В нем состоит десять-одиннадцать тысяч человек по всей Дании. Секретаря зовут Аллан Мюг Поульсен. Он снимает комнату рядом с офисом. Дом номер двадцать шесть.

— Он все еще служит в армии?

— Я не знаю.

— Бывал в Афганистане?

Странге не ответил.

— Драгсхольм давала этим людям деньги. Каждый месяц, — подчеркнула Лунд. — Вы должны узнать почему.

— Я спрошу. — Странге заглушил двигатель, сунул ключи в карман, открыл дверцу. — Ждите меня здесь. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Мы договорились?

Лунд отсалютовала с самым серьезным видом, какой только могла состроить. Странге вышел и направился вдоль ряда дверей, отыскал нужный подъезд и вошел внутрь здания. Она пробормотала себе под нос что-то едкое и глубоко несправедливое. Конечно, он не имеет права вовлекать в следствие посторонних гражданских лиц. Может, он боялся выговора. Или просто хотел настоять на своем. Вот и Ян Майер постоянно чувствовал необходимость доказывать что-то в ее присутствии, и она никогда не могла понять почему. Он был хорошим копом, обладал умом и воображением. И учился быстро. По большей части — у нее.

Она увидела, как в доме зажегся свет.

Странге совсем не такой. Прежде всего, он куда более уверен в себе. Она хотела послушать, как он разговаривает со свидетелями, какие вопросы задает.

Но больше всего ей хотелось делать это самой. В расследовании убийства был свой особый запах, ощущение, вкус. В глуши Гедсера, выискивая жалких нелегалов, которые пытаются найти лазейку в Данию, она и забыла, каково это — охотиться на убийцу. А теперь снова почувствовала этот запах. Он ей нравился.

— Я нужна тебе, Брикс, — прошептала она, сидя на пассажирском сиденье черного полицейского автомобиля без опознавательных знаков. — Я умею смотреть, умею видеть…

По торцу дома на уровне второго этажа тянулся металлический мостик. Взгляд Лунд пробежал вдоль черных перил, наткнулся на сорванный массивный замок на цепи.

В этот момент из здания на мостик вышел человек, одетый в черное, с низко надвинутым на лицо капюшоном. Держа руки в карманах и опустив голову, он быстро двигался к лестнице в дальнем конце мостика.

Человек торопился и ежился, он словно пытался спрятаться внутрь черной зимней куртки.

Лунд опустила окно и крикнула:

— Эй!

Этого короткого слова хватило, чтобы человек на мостике припустил бегом.

Лунд выскочила из машины, ни о чем не думая.

Был только один путь на улицу — через крытую автомобильную парковку. Лунд побежала вслед за незнакомцем в черном, не переставая окликать его.