Дэвид Хьюсон - Убийство-2

— Рад, что мы наконец нашли общий язык. Вы хороший человек и будете прекрасным министром. Право же, нам стоит почаще общаться.

Из своей комнаты выглянул Плоуг и замахал Буку рукой.

— Что скажете об ужине? — продолжал Россинг. — Я знаю отличный французский ресторан. Может, сегодня же вечером и посидим?

— Спасибо, но сегодня я не смогу, — солгал Бук.

— Только не говорите, что у вас на ужин эти ужасные хотдоги!

— Как-нибудь в другой раз. Обещаю.

Плоуг продолжал отчаянно жестикулировать, поэтому Бук распрощался с Россингом и вернулся в кабинет. Карина сидела в кресле, ее дочка возле окна улыбалась драконам и что-то шептала.

— Монберг связан с тем афганским делом, Томас, — сказала Карина с виноватым видом. — Драгсхольм обратилась к нему с жалобой на процедурные ошибки военной прокуратуры.

Плоуг слушал, стоя у двери. Карина достала из сумки какие-то документы.

— Расследование проигнорировало показания, данные бойцами. Монберг знал, что это дело…

— Карина, — вмешался Плоуг, — все это мы знаем. Если вы пришли в надежде вернуть место…

— Давайте хотя бы дослушаем ее, — остановил его Бук.

— Сначала я ничего не могла найти, — сказала она, указывая на документы. — А потом вошла в систему и сверила фамилии бойцов отряда с файлами архива.

— У вас больше нет доступа к компьютерам министерства! — возмутился Плоуг.

Бук взглядом заставил его замолчать.

— Расследование проводило Министерство обороны, — продолжила она. — Но Монберг присутствовал на одной встрече, которая касалась… — Она нашла нужное место на листе. — Касалась Йенса Петера Рабена. В то время он уже сидел в Херстедвестере.

— Это тот солдат, который бежал? — удивленно спросил Плоуг.

— Да, тот самый, — подтвердила Карина. — Протокола встречи не сохранилось. Если бы не одна строчка в ежедневнике Монберга, я бы даже не знала, что речь шла о Рабене.

— Карина, — начал Бук, — все это очень интересно…

— Встречу инициировал министр обороны. Я помню его звонок. Он был очень настойчив. — Она нахмурилась, припоминая. — А вот Монберг совсем не испытывал желания там присутствовать.

Бук задумчиво тер подбородок.

— Россинг заверял меня, что между Анной и Монбергом не было ничего, кроме старой интрижки. Чуть ли не клялся в этом.

— Значит, он лгал.

Плоуг неодобрительно поджал губы.

— Он лгал! — повторила она с нажимом. — А как еще можно объяснить его поведение?

Двое мужчин молча посмотрели на нее.

— Как еще?

— Вы только что сказали Россингу, что больше не будете заниматься этим вопросом, — напомнил Плоуг министру. — Будет неприлично, если вы не сдержите слова.

— Неприлично? — взревел Томас Бук. — Да я просто тянул время, остолоп вы эдакий!

Тихий чиновник сжался от его крика. Дочка Карины больше не улыбалась драконам, а испуганно смотрела на взрослых.

— Извините, — произнес Бук тише. — Извините, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло.

После допроса Луизу Рабен отвезли домой на полицейской машине. Это не было любезностью, вместе с ней приехали двое оперативников, чтобы провести обыск ее комнат в доме Ярнвига. Полицейские заглядывали куда хотели и брали что хотели. Она сидела за кухонным столом. Наконец они добрались и до кухни. Один стал проверять ящики шкафов, второй занимался ее сумочкой и записной книжкой. Добродушный лысый крепыш лет сорока, он был дотошен и никуда не торопился.

— Это ваша записная книжка? — спросил он, доставая ее из сумки.

— Да. Там нет ничего интересного.

Тем не менее он уложил ее в свою коробку.

В кухню вошел Йонас и встал у стола с насупленными бровями.

Луиза Рабен заставила себя улыбнуться. Таков материнский долг: будь веселой и бодрой. Всегда.

— Привет, солнышко!

Она провела рукой по его темным волосам. Он не улыбался.

— Ты хорошо провел день?

Высокий коп с записной книжкой подмигнул мальчику. Йонас посмотрел на него, затем перевел хмурый взгляд на его коллегу.

— Дяди помогают мамочке прибраться, — сказала Луиза. — Они уже почти закончили, сейчас пойдут домой.

— Распишитесь вот здесь, — сказал коп и протянул ей заполненную форму.

Пока она пыталась пробежать глазами документ, мужчина нагнулся и протянул руку к рюкзачку, висящему на спине Йонаса.

— Отличный рюкзак, — сказал он. — Это тебе папа подарил?

— Нет! — резко произнесла Луиза, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься.

Второй полицейский забрал со стола ее компьютер и стал засовывать его в прозрачный пакет.

— Почему они забирают наш компьютер? — заныл Йонас. — Я не хочу, чтобы они забирали компьютер.

— Все хорошо, милый. — Она притянула его к себе. — Они просто возьмут его ненадолго. А мы скоро купим тебе игровую приставку, хорошо?

Вскоре они и вправду ушли. Она приготовила сыну поесть. Он почти не разговаривал, как ни пыталась она его растормошить. Луиза всегда думала, что семьи распадаются под аккомпанемент криков, ссор и взаимных обвинений. Но нет. Это происходит вот так, в молчании и непролитых слезах.

Йонас поковырял вилкой в тарелке и через несколько минут встал из-за стола, ушел в комнату, включил там телевизор.

Из-под вытяжки послышалась телефонная трель. Луиза выглянула в коридор, проверяя, что рядом никого нет. Ее мобильный забрала полиция. Подозревая, что так и случится, она заранее переставила сим-карту в другой аппарат и спрятала его за вытяжкой. Всего они не получат.

— Алло. Это Луиза.

— Это я, — услышала она голос отца. — Зайди ко мне прямо сейчас.

В кабинете Ярнвига сидел священник Гуннар Торпе, он был очень бледен. Луиза видела этого человека всего несколько раз, и всегда от этих встреч у нее оставался неприятный осадок. Она никак не могла понять, кто он: духовное лицо или солдат? Торпе был холостяком, к своей миссии в армии он относился со всей страстью, даже с жадностью. Когда они ехали на войну, он был с ними. А когда контракт заканчивался, он, казалось, даже обижался, что они возвращаются к своим семьям. Ревновал? Да, наверное, в этом дело, думала Луиза, глядя в его бегающие, сердитые глаза.

— Йенс болен, — сказал Торпе, поднимаясь на ноги. — Тяжело болен.

Она не села на предложенный им стул, осталась стоять со сложенными на груди руками, глядя на священника. Ее отец внимательно наблюдал за ними.

Армия всегда нуждалась в таких людях, как Торпе. Они точно знают, что правильно, а что нет.

— Мы должны помочь ему, — продолжал Торпе хорошо поставленным голосом. — Нужно остановить его, прежде чем он совершит что-нибудь непоправимое.

— Вы навещали его в тюрьме? — спросила она не слишком любезно.

Священник не ответил, и она знала, что сказать ему нечего: в Херстедвестере он никогда не был, Йенс говорил ей об этом.