Дэвид Хьюсон - Убийство-2

Бесконечные ряды мертвой плоти вдоль белой кафельной стены. Лунд поймала свое отражение в блестящей металлической двери: старая черная куртка поверх фиолетового шелкового платья. На груди пятна крови Гуннара Торпе.

Она пошла дальше.

Зал разделки мяса. Столы, как в морге, чистые и сияющие. Пилы и электрические ножи. Удушающий запах крови и рассеченной плоти. Лунд двигалась медленно, убирая с дороги тележки для подвоза туши. Смотрела. Прислушивалась.

Впереди еще один зал. Она повернула ручку двери, дошла до следующей пластиковой завесы и тут же увидела, как прямо на нее несется металлическая тележка, нагруженная картоном и мешками с мусором. Прежде чем произошло столкновение, она успела схватиться за раму двумя руками, потеряла равновесие, упала на спину и ударилась плечом о сточный желоб, провонявший дезинфекцией и тухлой кровью. Не думая о боли, она быстро осмотрелась, каждую секунду ожидая нападения.

Кроме нее, здесь никого не было.

Лунд встала на ноги и выбежала в коридор. К счастью, он оказался достаточно длинным, и преследуемый ею человек еще не успел скрыться. Наконец она смогла разглядеть его, хотя бы со спины. Мужчина. Не высокий, но и не слишком маленький. Не толстый, но и не худой. В общем, без особых примет. Так почти всегда и бывает.

Он бежал очень быстро, расшвыривая мусорные баки и перепрыгивая через поддоны. В конце коридора была металлическая складная дверь. Добежав до нее, он с громким стуком захлопнул ее за собой.

Лунд очень торопилась и не думала об осторожности. На мокром полу она поскользнулась и со всего размаху ударилась головой о железный бак. Пошатываясь, поднялась, побежала снова.

Лестница впереди вела к свету, к звукам, к людям.

Ночь среди мясокомбинатов. В это время сюда приходят не для того, чтобы купить говяжью тушу или свежую рыбу. Вокруг царило бурное веселье, и Лунд с трудом протискивалась через толпы танцующих, пытаясь разглядеть среди них знакомый силуэт человека в капюшоне.

Скопище юнцов с их идиотской музыкой. Неумолкающий тупой ритм ударных. Они возмущенно вопили, когда она расплескивала их коктейли по сто крон за порцию, но умолкали, замечая пятна крови на ее одежде и яростный вид, с которым она пробивалась через их дизайнерскую джинсу и вечерние платья.

Далеко впереди она наконец увидела его. Единственный человек в капюшоне среди извивающихся под биение музыки тел.

Лунд бросилась за ним, выскочила из толпы прямо к сверкающему сиреневому шару. От яркого света несколько секунд она ничего не видела, а когда зрение вернулось, беглец уже исчезал за дальней дверью.

Голый узкий коридор. Пустой и тускло освещенный. Вероятно, здесь находились офисные помещения. Наверняка ночью все закрыто.

Лунд надеялась, что он устал. Во всяком случае, она бежала из последних сил.

В конце коридора одна незапертая дверь. Лунд открыла ее, и холодная ночь бросила ей в лицо пригоршню дождя.

Крыша. С одной стороны край, с другой — поднимается на этаж выше бетонная стена. Где-то внизу нарастающий вой сирен.

И больше ничего. Ничего.

Лунд медленно повернулась и увидела молниеносную тень, рассекающую воздух. Почувствовав на шее что-то твердое, она дернулась, упала и скатилась к самому краю кровли, а потом, уже не ощущая под собой опоры, камнем повалилась вниз и ударилась обо что-то, похожее на рифленый пластик.

В голове гудело, но мысль работала четко. Она точно не могла пролететь целый этаж. Это наверняка была часть того же здания, какая-то пристройка. Если бы она ударилась о землю, то вряд ли была способна сейчас рассуждать.

Она лежала, прижимаясь щекой к волнистому кровельному листу; из раны на голове сочилась кровь, заливая глаза. Она не могла пошевелиться, дыхание причиняло боль.

Кто-то спускался по металлической лестнице. Медленно и осторожно. Звук приближался.

— Еще не всё, — прошептана она, приказывая своему телу двигаться.

Странное неуместное воспоминание вспыхнуло в мозгу. Ее мать в свадебном платье, глупые песенки гостей, смеющийся Марк — совсем взрослый, ответственный, заботливый. Совсем не такой, как она.

И она повторила едва слышно, для себя:

— Не сейчас.

Он был рядом, она чувствовала это. Если бы у нее были силы, она бы повернулась и посмотрела ему в лицо.

Раздался еще один звук, очень знакомый. Щелчок полуавтоматического пистолета, с которым патрон досылается в патронник.

Она могла думать только об одном: необходимо во что бы то ни стало увидеть его лицо.

По-прежнему не в силах пошевелиться, она лежала с открытыми глазами и смотрела прямо перед собой, на черное ночное небо и ярко-красную неоновую рекламную вывеску над рестораном на углу.

И ждала.

Кабинет во дворце на острове Слотсхольмен. По телевизору идет вечерний выпуск новостей; маленький резиновый мячик снова и снова отлетает от стены.

Смерть Монберга — главное обсуждаемое событие дня. Ослабив галстук, Плоуг с удрученным видом ходил из угла в угол. Карина сидела с тоскливым лицом, словно винила себя за то, что произошло.

Бук в очередной раз бросил мяч, неверно оценил траекторию обратного полета и успел только увидеть, как мяч закатился за диван.

Он должен объяснить Карине, что она заблуждается. Только он, и никто другой, довел Монберга до самоубийства. Журналисты тоже знали это. В своих репортажах они говорили, что незадолго до гибели Монберг встречался со своим преемником и встреча велась на повышенных тонах.

Карина взяла пульт от телевизора и, нахмурившись, выключила звук.

— Премьер-министр проводит совещание с Краббе и Россингом. Вас не пригласили.

Бук подошел к своему столу, достал новый мячик и бросил его в стену. На экране телевизора возникла фотография Монберга. Снимок сделали еще в ту пору, когда он был министром. Уверенный, обаятельный политик. Полная противоположность своему преемнику. Фроде Монберг любил рассказывать всем, как он обедал в лучших заведениях города: то в легендарной «Номе» на противоположном берегу залива, то в ресторане «Сёрен К.» в здании Королевской библиотеки «Черный бриллиант». Томас Бук всему этому предпочитал парк Еврейского музея и скамейку рядом со статуей Кьеркегора, философа и того самого Сёрена К., в честь которого и был назван модный ресторан. Изысканные блюда не привлекали его. Сэндвичи и хот-доги были его любимой едой. И он был бы просто счастлив, если бы остался рядовым солдатом политики до самой пенсии.

Но в прошлый понедельник ему позвонил Грю-Эриксен, и все в его жизни изменилось.

— Томас! — обратилась к нему Карина. — Хватит заниматься самобичеванием! Если бы вы не надавили на Монберга, он бы ни в чем не признался.

— Если бы я не надавил на него, он был бы сейчас жив.