Патрисия Корнуэлл - Ключевая улика

— Не знаю, где тут у вас делают анализ пищи, — говорю я Колину. — Похоже на сыр, но надо уточнить. Мазок делать не буду, пусть в лаборатории сами возьмут. Под ногтем правого большого пальца тоже что-то оранжевое. Может быть, то же самое, до чего она дотрагивалась или что ела перед смертью.

— У Бюро есть частная лаборатория в Атланте, там они все анализы делают — косметика, потребительские товары, что угодно. Мне вот интересно, могут ли заключенные покупать в магазине сырные палочки или спред. [43] С п р е д — род пищевых продуктов на основе смеси растительных и молочных жиров, с массовой долей общего жира от 39 до 95 %.

— Желтовато-оранжевый след — это чеддер, сыр или спред. Ни сырных палочек, ни сыра я в камере не видела, но это не значит, что их не было раньше. Мы бы, конечно, знали больше, если бы не пропала мусорная корзинка. А что петехиальные кровоизлияния в глазах, на лице? Они в случае с Плеймс были? — спрашиваю я, возвращаясь к столу, на котором лежит тело Кэтлин Лоулер.

— Ничего. Но они ведь и не всегда бывают при суицидальном повешении с полной васкулярной компрессией.

— Судя по твоему описанию ее способа самоубийства, я не уверена, что полная васкулярная компрессия ассоциируется с полным — не частичным — повешением или полной лигатурной странгуляцией.

— Да, картина необычная, — торжественно объявляет Колин.

— Инсценировка?

— Тогда я об этом не думал.

— А с чего бы? Я бы, наверное, тоже не подумала.

— Я не говорю, что инсценировки быть не могло, — продолжает он. — Но я бы скорее ожидал свидетельств борьбы, доказательств того, что ее удерживали. Но ничего, даже синяка, не нашлось.

— Я вот думаю, не была ли она уже мертвая, когда ее вот так связали, а потом уложили как надо.

— Я сейчас о многом думаю, — мрачно говорит Колин.

Измеряю татуировку в левой нижней части живота — фея Динь-Динь размером в шесть с половиной дюймов от крыла до крыла. Учитывая, что изображение растянулось, можно предположить, что тату Кэтлин сделала в те времена, когда была постройнее.

— И если, когда ее положили на кровать, она уже была мертва, — я все думаю о Шанье Плеймс, — то перед нами другой вопрос: от чего она умерла?

— Притом что никаких признаков насилия или чего-то необычного не было. — Колин подтягивает висящую на шее маску, прикрывая рот и нос. — Ничего, что обнаружилось бы при вскрытии или токсикологическом анализе.

— Есть множество ядов, которые не обнаруживаются при стандартном токсикологическом скрининге. — Мы поворачиваем тело на бок, осматриваем спину. — Что-то быстродействующее, дающее симптомы, которые остаются неопознанными как таковые, потому что либо свидетели ненадежны, либо жертва изолирована и убрана с глаз долой, либо оба фактора действуют вместе. — Я измеряю вторую татуировку, в виде единорога. — А самое главное, это что-то смертельное. Что-то, после чего жертва не должна выжить. Чтобы никто не заявил о неудавшемся покушении.

— Таковых, насколько мы знаем, нет. Но мы бы в любом случае не узнали. Если в тюрьме кому-то становится очень плохо, но заключенный все же выживает, нам об этом не сообщают. О таких случаях нам не докладывают.

Колин прижимает пальцы к руке, к ноге под коленом и отмечает умеренное обесцвечивание. Поднимает веки, измеряет пластмассовой линейкой зрачки.

— Расширение одинаковое, шесть миллиметров. Теоретически при наличии опиатов мы можем наблюдать посмертное сокращение, но я этого не наблюдал. Другие наркотики дают расширение, но у мертвецов зрачки расширяются в любом случае. — Он делает быстрые разрезы скальпелем от ключицы до ключицы и сверху вниз по всей длине туловища. — Сейчас мы ее посмотрим. Как следует. По всем правилам. Проверим, не было ли сексуального нападения. На все проверим. — Он отворачивает ткани, направляя скальпель правым указательным пальцем, придерживая большим и манипулируя пинцетом в левой руке.

— Какой шкафчик? — спрашиваю я, и Колин указывает нужный окровавленным пальцем.

Я достаю комплект для сбора вещественных улик и осматриваю тело на предмет изнасилования, беру мазки, фотографирую, наклеиваю ярлычки на пакетики.

— Заодно возьму мазки из носа и рта, пусть токсикологи поработают. И волосы тоже.

Колин заканчивает с ребрами, когда входит Джордж с пленками в руке. Он прикрепляет их к лайтбоксам, и я подхожу посмотреть.

— Старая трещина на правой большой берцовой кости. Свежих повреждений нет. Типичные артритические изменения. — Я перехожу от одного лайтбокса к другому, скользя взглядом по ярко-белым костям и темным формам органов. — Пищи в желудке довольно много. Если она поела в пять сорок пять утра и умерла около полудня, то есть примерно через шесть часов, столько быть не должно. Задержка опорожнения кишечника. — Возвращаюсь к секционному столу, беру скальпель. — Перевариванию что-то помешало. У Барри Лу Риверс последний сэндвич тоже остался непереваренным. А у тех двоих? — Я имею в виду Шанью Плеймс и Рею Абернати.

— Трудно припомнить. Хотя… да. Непереваренная пища. В случае Барри Лу Риверс — точно. Я тогда списал это на стресс, — говорит Колин. — Видел такое раньше, тоже перед казнью. Последняя съеденная пища остается непереваренной из-за беспокойства и паники. Хотя поставь-ка себя на их место. Я бы, наверно, ничего съесть не смог. Лучше бы дали бутылку бурбона да коробку кубинских сигар.

Я разрезаю желудок и выкладываю содержимое в картонную коробку.

— Да, то, что она ела утром, определенно совсем не то, что нам сказали.

— Ни яиц, ни гритса? — Колин вынимает печень, кладет в стальную чашу электронных весов и бросает взгляд на содержимое коробки. Потом берет нож для вскрытия, с длинной ручкой и широким лезвием. — Двести восемьдесят миллилитров, кусочки чего-то похожего на курицу, пасту и… что-то оранжевое.

— Оранжевое, как фрукт? Может, ей принесли апельсин?

Он режет печень, как будто нарезает хлеб.

— Нет, на апельсин непохоже. И вообще на какой-либо фрукт. Оранжевый, как в цветовой палитре. Вроде сыра и одного цвета с тем, что было под ногтем и на трусиках. И где она могла взять курицу, пасту и сыр рано утром?

— Жировые изменения печени средней степени, ничего опасного. У одного из трех алкоголиков печень обычно нормальная. — Колин принимается за легкие. — Знаешь, кого считают алкоголиком? Того, кто пьет больше врача. Значит, насчет еды они соврали. Курица и паста? Даже не представляю. — Он убирает с весов легкое и вытирает руки полотенцем. — Если они ее хотели убить, то наверное же знали, что она попадет сюда и мы увидим, что она ела? — Он записывает показания весов.

— Не все такие предусмотрительные. Тем более что завтракают в отделении рано утром, без четверти шесть. — Я наклеиваю ярлычок на пакет с вещдоком, который отправится к токсикологам. — Скорее всего, полагали, что к тому времени, когда она умрет, все уже переварится. Так бы и случилось в обычной ситуации.