Патриция Корнуэлл - Суть доказательств

Хант вскинул голову.

— Я не работал тогда на автомойке.

— Не важно, Эл. Холодные красотки вроде Берилл Мэдисон вряд ли для таких, как ты, верно? Бьюсь об заклад, она бы и не узнала тебя, если б ты случайно наткнулся на нее на улице или врезался в ее чертову машину…

— Не говорите так…

— А что? Это неправда? Или она тебя узнала? Так, может, у тебя к ней что-то было, к Берилл, а? — безжалостно долбил Марино. — Может, ты запал на эту надменную дамочку? Запал так, что только о ней и думал. Фантазировал. Воображал. Представлял, как встречаешься с ней, как гуляешь, как трахаешь ее. Может, тебе просто смелости недоставало поговорить с ней напрямую, потому что ты знал, что она скажет, и боялся, а? Ты ведь считал себя недостойным ее…

— Прекратите! Вы приписываете мне то, чего не было! Перестаньте! Хватит! — Хант сорвался на визгливый крик. — Оставьте меня в покое!

Марино бесстрастно смотрел на него через стол.

— Что, Эл? Узнал своего старика? — Лейтенант закурил. — Папаша Хант! Он ведь считает своего единственного сына неудачником, верно? Гребаным извращенцем. Слабаком. Потому что сын не такой, как он. Потому что сын не мерзавец, которого интересует только свой карман и которому наплевать, что там чувствуют другие и как они живут. — Марино выдохнул струю дыма. Голос его, когда он снова заговорил, звучал по-другому, мягче. — Я знаю, кто такой папаша Хант. Всемогущий старина Хант. Знаю, что́ он говорил о тебе своим приятелям. Что ты голубой, что ему стыдно за тебя, потому что ты пошел работать санитаром в клинику. Ты ведь, Эл, подался на мойку только из-за того, что отец пригрозил оставить тебя без гроша.

— Вы знаете? Откуда? Кто вам сказал? — Хант изумленно уставился на лейтенанта.

— Я много чего знаю. Знаю, например, что в „Метрополитене“ о тебе хорошего мнения. Что ты был добр и терпелив. Они жалеют, что ты ушел. Ты был чуткий и отзывчивый. Чувствовал чужую боль. И может быть, слишком остро ее чувствовал, а, Эл? Вот почему ты ни с кем не встречался, сторонился девушек. Ты боишься. Ты черт знает как боялся Берилл, верно?

Хант глубоко вздохнул, переводя дыхание.

— Поэтому ты и не хотел знать ее имя? Чтобы не поддаться соблазну, не позвонить, не совершить какую-то глупость?

— Я просто ее заметил, — нервно ответил Хант. — Честное слово, ничего больше. И я вовсе не думал о ней так, как вы здесь все представили. Я просто… просто… не мог не замечать ее. Но никаких мыслей не было. И я ни разу с ней не разговаривал до того последнего случая…»

Марино подался вперед и нажал кнопку «стоп».

— Обрати внимание, док, это важно. — Он вдруг повернулся и пристально посмотрел на меня. — Эй, ты в порядке?

— Ты слишком жестоко с ним разговаривал…

— Жестоко? Сразу видно, док, что ты мало видела меня за работой. Я бываю жестоким, но не в этом случае.

— Извини. Я и забыла, что в гостях у меня Аттила.

— Но я же играл, — обиделся Марино.

— Тогда тебя надо номинировать на «Оскара».

— Перестань, док.

— Ты совершенно его деморализовал.

— Так надо, док. Человека нужно встряхнуть как следует, чтобы расшевелить, чтобы заставить его сказать то, в чем он никогда бы не признался. — Марино повернулся к телевизору и включил видеомагнитофон. — Дальше самое интересное, док. Самое важное. Не пропусти.

«— Когда это было? — спросил лейтенант на экране. — Когда она приезжала к вам в последний раз?

— Точно число не помню, — ответил Хант. — Примерно пару месяцев назад. Помню, что была пятница, и время… ммм… где-то ближе к полудню. Я потому запомнил, что в тот день мы с отцом договорились сходить на ланч вместе. У нас так заведено — встречаться по пятницам за ланчем, обсуждать дела… — Он поднес к губам банку „севен-ап“. — В пятницу я обычно одеваюсь поприличнее. В тот раз даже галстук повязал.

— Итак, в ту пятницу Берилл приехала помыть машину, — напомнил Марино. — И вы с ней поговорили?

— Вообще-то она заговорила первой, — уточнил Хант. — Машину уже помыли, когда она подошла ко мне и сказала, что пролила что-то в багажнике. Попросила посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать. Подняла крышку. Коврик был мокрый. Наверное, положила в багажник продукты и пакет с апельсиновым соком порвался. Поэтому и приехала.

— Когда Берилл приехала на мойку, продукты еще лежали в багажнике?

— Нет.

— Помнишь, в чем она была?

Хант помолчал.

— В теннисном костюме. И в темных очках. Похоже, возвращалась с корта. Я потому и запомнил, что никогда раньше в такой одежде ее не видел. Раньше она одевалась по-другому. В багажнике лежали ракетка и еще какие-то вещи, и она забрала их оттуда и переложила на заднее сиденье.

Марино достал из кармана блокнот, полистал страницы.

— Это не могла быть пятница двенадцатого июля?

— Возможно.

— Помнишь что-то еще? Она что-нибудь говорила?

— Вела себя почти дружелюбно. Я это хорошо помню. Наверное, потому, что я согласился ей помочь, хотя мог бы и отказать. Мог бы отправить в мастерскую, где с нее взяли бы тридцать долларов. Но мне хотелось ей помочь. И пока ребята работали, я все время оставался около машины. Вот тогда и заметил кое-что на пассажирской дверце. Как будто кто-то взял ключ и выцарапал под ручкой сердечко и какие-то слова. Я спросил, когда это случилось, и она тут же подошла посмотреть. Подошла, увидела и словно окаменела. Даже побледнела. Только тогда и заметила это в первый раз. Я попытался ее успокоить. Сказал, что она ни в чем не виновата. Что не надо расстраиваться. Хотя как тут не расстраиваться. „Хонда“ у нее была совсем еще новенькая, ни царапинки, и надо же, какой-то гад так ее попортил. А может, мальчишки. Бездельников хватает.

— Что еще она сказала? Не объяснила, откуда это взялось?

— Нет, сэр. Ничего такого она не говорила. По-моему, она очень сильно испугалась и не знала, что делать. Стояла и смотрела молча. Потом спросила, есть ли где-нибудь поблизости телефон. Я ответил, что внутри есть платный. Когда она вышла, машина была уже готова, так что она села и уехала».

Марино остановил видеомагнитофон и вытащил кассету. Вспомнив про кофе, я сходила в кухню и вернулась с двумя чашками.

— Похоже, ответ на один вопрос мы получили.

— Да. — Марино потянулся за сливками и сахаром. — Как я представляю, Берилл воспользовалась телефоном, чтобы позвонить в банк или заказать билет на самолет. Та милая валентинка на дверце стала последней каплей, переполнившей ее терпение. Она запаниковала. С мойки поехала прямиком в банк. Я проверил. В пятницу, двенадцатого июля, в двенадцать пятьдесят Берилл Мэдисон сняла около десяти тысяч и закрыла счет. Она была у них постоянным клиентом, так что никаких проблем не возникло.

— Деньги взяла туристическими чеками?