Элизабет Хейнс - Холодная песня прилива

Я словно ждала этого, давным-давно ждала, сама того не сознавая, и теперь, когда это наконец произошло, ноги у меня подогнулись, и Дилан ласково подтолкнул меня к фургону, чтобы мне было на что опереться. Когда он отпустил меня, я не могла разглядеть его лицо в темноте, но я слышала его голос и не могла ошибиться в его чувстве. Он спросил:

— Хочешь остаться?

Я кивнула. Я не очень поняла, что он имел в виду, но хотела остаться, а не возвращаться в одиночестве на баржу или ехать куда-либо еще без него.

Мы вернулись в отель, я подождала у лифта, а Дилан наведался к стойке администратора узнать насчет номера. Думала я только о том, что прежде всего мне нужно в душ: весь день я таскала ящики и передвигала мебель. Но хоть я чувствовала себя не слишком свежей, усталости как не бывало — поцелуй взбодрил меня, я дышала полной грудью, переполненная предвкушением. Мы поднялись на лифте и пошли по бесконечному коридору. Дилан шагал быстро, я с трудом поспевала, а когда он внезапно остановился, чуть не врезалась в него. Он открыл дверь, и мы вошли в номер. Он бросил дурацкий пакет на пол, ногой задвинул его в открытый шкаф, а другой рукой захлопнул дверь номера и закрыл на цепочку.

Я уже начала раздеваться, руки запутались в топе, одновременно я пыталась сбросить с себя ботинки, не развязывая шнурков, джинсы спустила до колен — кто бы, глядя на меня, поверил, что я умею раздеваться эротическим и зазывным манером!

— Прости, мне сперва нужно в душ, — пробормотала я из-под закрывавшей мне рот материи.

Губы Дилана прижались к моей коже, язык прокладывал дорожку к пупку.

— Незачем, — ответил он.

Больше он ничего не сказал.

Я задыхалась от желания, я жаждала Дилана. Под шитыми на заказ костюмами на его мощном теле, оказывается, прятались татуировки: черный дракон змеился по шее, охватывая ее сзади, на темной коже замысловатым тотемом красовалось черное солнце. А какими бледными казались мои пальцы, ласкавшие след чернил на его плече!

И как он смотрел на меня — совсем не так, как прежде, в «Баркли». Он словно открыл глаза и впервые меня увидел. А я ждала, сама того не зная, все это время ждала, когда он так посмотрит на меня. Почему я раньше этого не понимала? Почему не видела его по-настоящему, этого спокойного, красивого мужчину, который так глядел на меня? Наши тела существовали в полной гармонии друг с другом, все он делал вовремя, безупречно — единственно верный темп, единственно верное усилие. И то, что он так старался сделать все идеально, медленно, чувственно и вдруг потерял власть над собой, привело меня в восторг.

Прошли часы, много часов… мы любили друг друга, принимали душ, потребляли напитки из мини-бара и снова любили друг друга. Я так устала, что как будто отделилась от собственного тела… Светало, я распростерлась возле Дилана, наши пальцы переплелись. Он затих, и я решила, что он уснул.

С моего лица не сходила улыбка. Жизнь как будто рывком вернулась в нужную колею. Как будто все шло наперекосяк и вдруг чудом исправилось. Я поселюсь на борту, и в будние дни, когда клуб затихает, Дилан будет ко мне приезжать. Поможет мне с ремонтом, а если не захочет возиться, мы просто будем сидеть на палубе и тихонько пить, пока солнце не зайдет, а потом спускаться в каюту и заниматься любовью — час за часом. Глядишь, через несколько месяцев он бросит работу в Лондоне и переберется ко мне…

— Зря мы это.

От внезапной реплики — после стольких безмолвных часов — я чуть не подпрыгнула.

— Не говори так, — шепнула я в ответ.

Он осторожно поцеловал меня в шею чуть пониже затылка, провел рукой изнутри паха к бедру, оттуда к талии и дальше по спине к плечу, затем его рука перебралась к лицу, и я повернула голову, чтобы поглядеть на Дилана, и он меня поцеловал.

— Ты будешь приезжать ко мне! — с надеждой сказала я, но прежде, чем я закончила фразу, он уже покачал головой:

— Потому-то и говорю: зря мы это.

— Но почему, Дилан? — Голос мой охрип.

— Из-за свертка.

— Так отдай его кому-нибудь еще!

Он оттолкнул меня и сел на краю кровати.

— Я пытаюсь тебя уберечь, — сказал он.

— От чего уберечь? — спросила я.

Он не ответил.

— Ты вовлекаешь меня в какое-то сомнительное дело, хочешь, чтобы я прятала твое добро. И это называется «уберечь»?

— Это не то, что ты думаешь.

— Ты воруешь у Фица? В этом дело?

Он поднялся и начал собирать разбросанные по всему номеру вещи. Я пожалела, что не сумела прикусить свой чересчур длинный язык: мы бы еще несколько минут пробыли вместе. Вернулась боль, которую я почувствовала накануне при мысли о долгой разлуке, но теперь боль стала острее, стала гораздо хуже — из-за того, что случилось ночью. Дилан был прав. Мы только себе навредили, затеяв все это. Я чуяла его злость, как запах, как электрический разряд. И все же попыталась еще раз.

— С тобой я буду в безопасности, — сказала я.

— Нет, не будешь.

— Я не понимаю, — жалобно заговорила я, садясь в кровати.

Он уже натянул брюки.

— Вот именно, — сказал он. — Ты не понимаешь. Ничего не смыслишь. Помнишь, как ты позволила тому придурку щупать тебя, когда ты танцевала на вечеринке у Фица, и как я злился на тебя по пути домой? Ты и тогда ничего не понимала.

В его глазах стояла такая боль, словно я и сейчас продолжала его терзать, мучила самим фактом своего существования.

— Ты заставила меня смотреть, — обличал он. — Сказала, что сделаешь это при условии, что я буду там. Заставила меня стоять там и смотреть на тебя.

У меня буквально отвисла челюсть.

— Я попросила тебя прийти, потому что считала тебя другом, — сказала я. — Надеялась, что ты сможешь защитить меня.

— Я стоял там и смотрел, как он сует в тебя пальцы! — твердил он.

— Ты на меня смотрел как на мебель.

— Пришлось. Если б Фиц догадался, как я к тебе отношусь, он бы меня взял за яйца.

— Он говорил, что я тебе нравлюсь, значит все-таки догадался.

— Да, — сказал он. — И вот в каком мы положении. Фиц больше не доверяет мне, Дженевьева, потому что знает о моих чувствах. Теперь я для него угроза, особенно с тех пор, как ты уволилась. Он будет следить за мной все время. А мне требуется, чтобы он доверял мне.

— Ты ничего не говорил мне о своих чувствах. Откуда я могла знать?

— Мне нужно уладить все с Фицем, — сказал он. — А ты забудь о том, что произошло, ясно?

— Дилан!

Он завязывал шнурки, задрав ноги на кровать. Десять минут тому назад мы лежали здесь рядом, обнаженные, переплетясь так, словно уже никогда не разлучимся. И от подобного блаженства за считаные мгновения мы перешли к ссоре?

Он оделся, и я уж думала, что он попросту развернется и уйдет, не бросив на меня даже прощального взгляда. Нет, он подошел к постели, обнял меня и яростно прижал к себе. Я заплакала. Попыталась дотронуться до него, поцеловать, но он сдавил меня так, что я не могла пошевелиться.