Сергей Тармашев - Отель «Оюнсу»

Леденящее душу зловещее ожидание тянулось безгранично долго. Чтобы хоть немного умерить накапливающийся внутри ужас, Марина водила фонарем из стороны в сторону, освещая углы небольшого зимовья. Вид пустого помещения, в котором негде спрятаться даже маленькому ребенку, никак не успокаивал, и она всё сильнее ощущала нарастающую панику. Где же они?! Их нет слишком долго! Они ведь не могли бросить её здесь, ведь так?! Конечно, не могли… наверное…

В темноте за окном заскрипел снег, словно кто-то неторопливо шел к зимовью, и у Марины перехватило дыхание. Она узнаёт эти шаги! Их невозможно перепутать, слишком часто она слышала этот жуткий звук в коридорах отеля. Он здесь! И он знает, что здесь она. Марина непроизвольно сжалась, словно грубая деревянная табуретка, стоящая посреди небольшого сруба, была для неё спасительным островком в море смертельно опасного мрака. Она торопливо осветила помещение ещё раз и направила луч фонаря в потолок, чтобы освещения хватало на как можно большую площадь. Скрип снега приблизился к входной двери и затих. В повисшей вокруг зловещей тишине неровный стук в дверь прозвучал подобно удару, заставляя Марину панически вздрогнуть. Дверь зимовья медленно отворилась, и она направила в дверной проем луч фонаря. На заснеженном крыльце лежал едва хрипящий Петр, окровавленная рубашка на его спине была разорвана, и из-под неё зияла глубокая рваная рана.

– Помогите… – прохрипел он, царапая расколотыми зубами опухшую губу, и попытался вползти в зимовье. Но его измученным рукам не хватило сил, и он едва смог переползти через порог.

– Стой! – Марина дрожащими руками держала его в луче света. – Не подходи! Я знаю, кто ты!

– Да ладно! – управляющий легко поднялся на ноги и лучезарно улыбнулся идеально ровными белоснежными зубами. Эксклюзивный костюм ручной работы на нем был с иголочки, будто только что от портного. – Прям-таки знаешь?! С твоими-то мозгами? Не может быть! – Он весело и неторопливо направился к ней, не переставая широко улыбаться. – Но, раз уж разговор зашел по душам, не расскажешь?

– Не подходи ко мне! – истерично взвизгнула Марина, запрыгивая на табуретку и целясь Петру в лицо фонарем, словно лучом лазера. – Ты монстр! Ты больной, кровожадный, маниакальный дух, который убивает людей в этой долине! Ты чудовище! Пошел прочь от меня!!!

– Какой богатый монолог! – восхитился Петр, подходя почти вплотную. – Какие глубокие познания! Браво! Как я и предполагал, ты столь же глупа, как твои приятели. Кстати, они тебя ждут!

Он жизнерадостно развел руки, одновременно указывая на окно и распахнутую дверь. Глаза Марины расширились от ужаса. На крыльце стояли мертвые Агаев с Сенкевичем, густо залитые кровью, с собственными внутренностями в руках. За ними толпились Гайшалова, Абрамова и Вознесенская. За окном сгрудились Габазов, Базоян и Роза. Труп Иры был впереди всех. Зверски растерзанная Кулич прильнула к стеклу, скользя ладонями по мутной поверхности, и сипло хрипела, брызгая кровью из вспоротого горла:

– Ми-и-лая… иди… к нам… – Вылезшие из орбит глаза мертвеца смотрели прямо на неё. – Пора…

– Ты хочешь, чтобы я перед смертью сходила с ума от ужаса! – Марина, изо всех сил удерживая себя в руках, отвернулась от окна и попыталась пнуть Петра ногой. – Не дождешься, долбаное чудовище! Мне не страшно!

– Серьёзно?! – хохотнул тот, легко отшагивая назад, и её нога ударила пустоту. – А вот так?

Он щелкнул пальцами, и фонарь в руках Марины погас. Помещение мгновенно захлестнул мрак, в котором зашевелились жуткие тени, неуклюжей шаркающей походкой приближающиеся к ней со всех сторон с призывно протянутыми руками. Булькающий кровавой пеной хрип мертвецов наперебой звал её, требуя навсегда присоединиться к убитым.

– Не подходи! – Марина сорвалась на крик, бросая в управляющего ставший бесполезным фонарь, но попасть не смогла. Она судорожно сунула руку в карман и выдернула оттуда металлический квадратик зажигалки. В заполняющей зимовье темноте одиноко вспыхнул крохотный язычок пламени. – Ты боишься огня! Я знаю! Назад!

– О да! – Улыбающийся Петр возник из темноты прямо перед ней. – Уж не этим ли гигантским костром ты собираешься меня поджечь?! – Он издевательски рассмеялся и добавил: – Пати начинается! Пришло время эмоций!

Внезапно его тело стало меняться. Он увеличивался, разрывая на себе одежду и теряя человеческие очертания, и на глазах превращался в высокого и скрюченного жуткого монстра, покрытого струпьями серой кожи, густо кишащими трупными червями. Лишенные зрачков черные маслянистые глаза, разделенные длинным глубоким шрамом, сверкнули ненавистью, и выпяченная верхняя челюсть шевельнулась, сбрасывая на пол нескольких личинок.

– Могу тебя успокоить! – В его хриплом голосе сквозила дикая злоба: – Будет очень больно!

Монстр занес для удара костлявые, покрытые разлагающимися мышцами и истлевшей кожей руки, и в дрожащем свете зажигалки мелькнули длинные узловатые пальцы с мощными когтями.

– Мне обещали, что всё так и произойдет, – негромко прошептала Марина и выронила горящую зажигалку.

Чудовище рванулось к ней, и в этот миг вокруг табуретки взметнулось пламя, стремительно пожирая залитый бензином пол. Монстр словно ударился в невидимую стену и дико взревел от боли, отпрыгивая от Марины, но пламя уже охватило помещение и ползло вверх по его ногам, с треском испепеляя червей, густо покрывающих полуразложившуюся плоть. В охваченных огнем дверях мелькнул человеческий силуэт, и рядом с Мариной возник егерь с факелом в руке. Он схватил девушку одной рукой, коротким мощным движением ткнул факелом в искореженную болью морду монстра, опрокидывая его на охваченный огнем пол, и в два прыжка выскочил из зимовья. Оказавшись на улице, он сбросил Марину в снег и вернулся на крыльцо. Егерь захлопнул дверь зимовья, подпер её мощным поленом и пошел прочь.

– Поджигай! – коротко кивнул он Максу, застывшему невдалеке с двумя факелами в руках.

Макс несильно замахнулся и швырнул один из них к стене сруба. Облитое бензином дерево вспыхнуло, быстро занимаясь пламенем по всей площади, и спустя минуту перед тремя стоящими рядом людьми пылал гигантский костер, в котором с тихим шипением таяли хлопья усиливающегося снегопада. Вскоре беснующиеся надрывные вопли, доносящиеся изнутри пылающего сруба, начали стихать, и егерь посмотрел на забрезживший над верхушками деревьев рассвет.

– Пора уходить, – всё так же безразлично произнес он. – Снегопад усиливается. Через несколько часов огонь погаснет.

От громко трещащего лопающимися бревнами пожара отходили молча. Идти на охотничьих лыжах с непривычки было неловко, и сжимающая факел Марина сосредоточенно смотрела под ноги, боясь отстать от уверенно двигающегося впереди егеря. Они прошли несколько десятков метров, когда замыкающий их небольшую группу Макс тихо позвал её: