Джеффри Линдсей - Двойник Декстера

Впрочем, это случилось, но далеко не сразу, поскольку речь шла об Убийце с Молотком, но, слава Богу, обо мне позабыли. Подробности расследования начали просачиваться в ведущую прессу. В Сети появились фотографии трупов — сначала, разумеется, они возникали на страничке «Убийства в Майами», но газеты их тут же перехватили, а заодно напечатали несколько красочных описаний того, что произошло с Клейном и Понтером. Общественный интерес взмыл вверх, и, когда история приблизилась к волнующему финалу, какие-то умники в прессе или на телевидении придумали заголовок, мимо которого просто невозможно оказалось пройти. «Мать годовалого ребенка поймала маньяка-убийцу!» Пресса бросилась в погоню за Деборой, оставив меня далеко позади. Я задумался: может быть, моя сестра пела в «Битлз», но просто забыла об этом упомянуть?..

Деб, несомненно, представляла больший интерес, чем я, но не желала ни в чем участвовать. И разумеется, репортеры решили, что она ждет денег, отчего у сестры желание говорить с ними сильно убавилось. Капитану Мэтыозу пришлось приказать ей согласиться на одно-два интервью для национальных каналов; своей основной обязанностью он считал поддержание позитивного имиджа, как личного, так и всего департамента, а кроме того, интервьюеры с национальных каналов на дороге не валяются. Но Дебора чувствовала себя неуютно, неловко и скованно перед камерой, поэтому капитан Мэтьюз, быстро осознав, что из моей сестры телезвезды не получится, попытался сделать так, чтобы на экране появилось его собственное мужественное лицо. Но телевизионщики не особенно им заинтересовались, хотя у капитана был весьма впечатляющий подбородок. Примерно через неделю у Деборы перестали клянчить интервью, и нация переключилась на следующую Невероятную Историю: восьмилетняя девочка в одиночку преодолела половину подъема на Эверест, прежде чем заработала обморожение И лишилась ноги. Очень увлекательны оказались интервью с гордыми родителями, особенно с матерью, которая со слезами жаловалась на протез, который приходится менять каждые полгода, ведь девочка растет. Мысленно я пометил — не пропустить их реалити-шоу осенью.

К тому времени, когда пресса утратила интерес, прочие полицейские тоже устали твердить Деборе, какая она замечательная, тем более ее ответные выражения благодарности граничили с ругательствами. Кое-кто даже начал отпускать саркастические замечания, с точки зрения подозрительного ума окрашенные завистью. Во всяком случае, поздравления и похвалы иссякли, и копы вернулись к привычному брутальному течению жизни в составе майамских сил закона и порядка. Напряженная, как в доме с привидениями, атмосфера покинула департамент, и положение вещей вновь вошло в привычную и уютную рабочую колею. Деб, простившись с общественным признанием, охотно занялась ножевыми ранами и ударами топором. Гипс, похоже, не слишком ей мешал, да и Алекс Дуарте всегда оказывался рядом, если требовалась рука помощи, в прямом и переносном смысле.

Со своей стороны я вычеркнул из списка еще несколько имен, но теперь процесс протекал ужасающе медленно, как в ночном кошмаре, и я ничего не мог поделать, оставалось только брести вперед. Я предчувствовал: скоро случится нечто ужасное и жертвой буду именно я. Моему Свидетелю, несомненно, было известно, кто я такой. Меня назвали по имени и поместили на сайте мои фотографии. Молот и наковальня совместятся, а Декстер окажется посредине — и это лишь вопрос времени. Я проживал день за днем, испытывая мучительную тревогу от того, что за мной, возможно, наблюдали враждебные глаза. Я не замечал ни единого признака слежки, сколько бы ни оглядывался по сторонам, но ощущение не проходило. Никто не смотрел на меня, когда я появлялся на людях, но повсюду я чувствовал на себе взгляд наблюдателя. Я нигде не видел ничего необычного, но ожидал недоброго. Нечто приближалось, и я верил: оно мне не понравится, ну ни капельки.

Темный Пассажир тоже беспокоился — он без конца метался, как тигр в клетке, но от него не было ни помощи, ни полезных советов, а только дополнительная нервотрепка. Почти постоянное ощущение наползающего страха не покидало меня следующие несколько дней. Дома я с огромным трудом сохранял маску счастливого папочки. Рита больше не заговаривала о поисках нового дома, но, возможно, лишь потому, что на работе столкнулась с очередным кризисом, связанным с евро и облигациями долговременного займа. Она внезапно стала слишком занята, чтобы обеспокоиться переездом, хотя по-прежнему находила время для странного и неодобрительного взгляда в мою сторону. А я по-прежнему понятия не имел, что такого сделал (или же не сделал).

Кроме того, мне поручили отвезти Эстор к дантисту, чтобы поставить скобки, и эта миссия не радовала нас обоих. Эстор по-прежнему рассматривала скобки как часть персонального апокалипсиса со стороны несправедливого мироздания, которое задалось целью лишить ее общественной жизни. Поэтому всю дорогу она дулась и не произнесла ни слова, пока мы не добрались до клиники. Для нее это было весьма нехарактерно.

По пути домой с новенькими сияющими серебристыми полосками на зубах она тоже молчала, но уже агрессивно. Эстор мрачно смотрела в окно и рычала на проезжающие мимо машины. Ответом на мои неуклюжие попытки добиться хотя бы слова оказались только злобные взгляды и два простых повествовательных предложения: «Я похожа на киборга. Моя жизнь кончена».

После этого она отвернулась к окну и больше ничего не сказала.

Эстор дулась, Рита странно посматривала и складывала цифры, Коди, как всегда, молчал. И только Лили-Энн понимала, что со мной не все в порядке. Она изо всех сил старалась исцелить меня от хандры, развлекая бесчисленными повторениями «Старого Макдоналда» и «Танцующего лягушонка», но даже ее потрясающие музыкальные способности лишь на время сглаживали мое глубочайшее беспокойство.

Нечто зловещее приближалось; я чувствовал это и не мог предотвратить. Я словно наблюдал за падением пианино с верхнего этажа. Прекрасно знаешь: через несколько секунд раздастся громкий треск, но ничего поделать нельзя, остается только смотреть. Но пусть даже пианино существовало исключительно в моем воображении, я готовился услышать оглушительный грохот, когда оно неизбежно рухнет на асфальт.

Но однажды прекрасным утром, приехав на работу, я убедился, что пианино — отнюдь не воображаемое.

Я уселся в кресло с кружкой ядовитой тины, маскирующейся под кофе. В лаборатории еще никого не было, поэтому я включил компьютер для проверки входящих и обнаружил всякую чушь — официальную памятку о том, что новый дресс-код не позволяет надевать на работу гуаяберы; записку от руководителя бойскаутского клуба, в котором состоял Кода, гласившую, что на следующей неделе я обеспечиваю ребятам перекус; три предложения от канадской онлайн-аптеки; два письма, посвященных совершенно неуместным и глубоко личным развлечениям; письмо от моего поверенного из Нигерии, убеждающего меня как можно скорее предъявить права на огромное наследство, и приглашение открыть блог, посвященный брызгам крови, на соответствующем фэн-сайте. На мгновение я задумался над идеей написать несколько статей для поклонников убийств. Это казалось абсурдным, странным, но по-своему привлекательным, поэтому не удержался и решил быстренько заглянуть. Я открыл письмо.