Виктор Пронин - Победителей не судят

— О чем же?

— Речь не о вашей работе, к которой я отношусь с величайшим уважением, — Анфилогов прижал большую сильную ладонь к груди и слегка поклонился, подчеркивая свое уважение к прессе. — Речь в данном случае о вас лично.

— Ко мне вы тоже относитесь с величайшим уважением? — усмехнулся Касьянин.

— Разумеется, — Анфилогов подошел к двери, выглянул наружу, в коридор, и, словно убедившись в безопасности, снова закрыл дверь. Потом подсел к столу, за которым сидел Касьянин, и доверительно посмотрел ему в глаза. — Хотите, поделюсь самыми сокровенными своими мыслями? — спросил он.

— Хочу.

— Мне кажется, вы знаете, кто убил Пахомова.

— А кто это? — спросил Касьянин, но похолодело у него внутри.

— Вы написали об этом человеке уже две статьи и спрашиваете у меня, кто это? — усмехнулся Анфилогов. — Авторитет.

— Ах да, ведь он Пахомов, — всего несколько слов удалось выдавить Касьянину из себя, но он почувствовал, что стало легче. Первые мгновения, когда Анфилогов высказал свое подозрение, миновали, и теперь он снова мог отвечать, осмысливать сказанное следователем. — Это ваше предположение, озарение, наитие?

— Всего понемногу, — улыбнулся Анфилогов. — Ни одно из этих понятий я в своей работе не отвергаю. А если всерьез... Делюсь наболевшим. Редактор сказал мне, что поручил вам провести журналистское расследование этого ужасного преступления...

— Был такой разговор.

— Вы согласились?

— А почему бы и нет?

— Значит, все-таки согласились? — повторил вопрос Анфилогов.

— Да.

— Вы мне нравитесь.

— Я тоже отношусь к вам с большой симпатией, — признался Касьянин. — Но, может быть, расскажете подробнее, как посетило вас это озарение?

— Очень просто. Вы — единственный человек из живущих в том районе, у которого были основания отомстить, ответить на обиду, на избиение...

— Но я не знал, кто это сделал! Я не видел человека, который избил меня!

— Может быть, и не видели... Такое бывает. Но не исключено, что вы провели собственное расследование, присмотрелись к собачникам, которые шатаются по вашему пустырю, присмотрелись к собакам... В конце концов поняли — вот он, Пахомов, а вот его выродок. Такое могло быть?

— Вполне, — согласился Касьянин.

— Как вы посоветуете мне поступить?

— Думаю, что вам надо позаботиться о доказательствах.

— Правильно... Этим я и занимаюсь. И небезуспешно.

— Поделитесь.

— Дело в том, уважаемый Илья Николасвич, что, на вашу беду, рыжие кокер-спаниели вышли из моды. Лет семь-десять назад Москва была ими запружена.

Сейчас этих собак поубавилось. На вашем пустыре мелькают не то два, не то три кокера. Светло-рыжий — один.

— Да, есть еще темно-каштановый... И, кажется, еще какой-то... пятнами.

— Я видел их всех. Светло-рыжий только у вас. И есть свидетели, которые подтверждают — в тот вечер на пустыре был человек со светло-рыжим спаниелем.

— Пустырь неважно освещен, — начал было Касьянин, но Анфилогов тут же перебил его.

— Да! — воскликнул он почти радостно. — Именно! Мы с вами знаем цену подобным свидетельским показаниям, эта цена невысока. Но есть и другое, Илья Николасвич... Не буду всего перечислять, просто спрошу...

— Спросите.

— Это вы убили Пахомова? Я не настаиваю на том, что именно вы стреляли...

Может быть, попросили кого-либо, наняли... А?

— Даже если бы это было и так, — медленно проговорил Касьянин, осторожно подбирая каждое слово, — я бы не признался. Зачем это мне?

— Но на вопрос вы не ответили.

— На какой?

— Я спросил — не вы ли убили Пахомова? — терпеливо произнес Анфилогов.

— Неужели вы и в самом деле это допускаете?

— И опять не ответили. Вы очень искренний человек, Илья Николасвич... Мне это нравится. Для вас невыносимо врать, ловчить... И все же?

— Говорят, что признание — это мать доказательств.

— Говорят, — кивнул Анфилогов. — Больше я не буду повторять свой вопрос.

Вы на него ответили.

— Да? — удивился Касьянин. — Даже и сам не заметил, когда...

— Спасибо за откровенность. Но вот что я вам скажу... Вам не меня надо опасаться.

— Кого же?

Анфилогов некоторое время смотрел на Касьяни-на с явным недоумением, потом улыбнулся широко, сверкнув потрясающими своими зубами.

— Прочтите свою же заметку, — сказал он. — Или хотя бы ее название. И вам все станет ясно. Вы же сами утверждаете, что доблестная милиция и крутые братаны работают совместно. Делайте выводы, Илья Николасвич, — Анфилогов поднялся. — Да, кстати, у вас есть оружие?

— Нет.

— Никакого?

— Что значит никакого? — с легким раздражением переспросил Касьянин. — И вилка может стать оружием, и ложка!

— Я спрашиваю об оружии.

— Отвечаю — нет.

— Пусть так, — Анфилогов, похоже, хотел еще что-то спросить, но промолчал, хотя вертелось, вертелось у него на языке какое-то словечко, какой-то совсем маленький, щекотливый вопросик. Нет, не задал, пересилил себя. — Вот мои телефоны, — он положил на стол перед Касьяниным визитную карточку. — Они могут пригодиться. Там указан и домашний номер. Звоните, если возникнет надобность. В любое время.

— Спасибо, — ответил Касьянин с легким, еле заметным равнодушием, давая понять, что звонить он вряд ли соберется.

— Повторяю — в любое время, — настойчиво, с нажимом произнес следователь.

— А оружие... Я бы на вашем месте завел себе что-нибудь. В установленном законом порядке, разумеется.

— А что посоветуете?

— Что-нибудь стреляющее, бабахающее, громыхающее... Всего доброго, Илья Николасвич, — следователь протянул руку. — Мы с вами еще увидимся.

— Скоро? — Касьянин попытался улыбнуться, но улыбка не получилась, он это и сам понял — нечто вроде кривоватой, жалкой гримасы удалось ему изобразить на своем лице.

— В самое ближайшее время, Илья Николасвич, в самое ближайшее время.

Передавайте привет Яшке... Приятная собачка.

— При чем тут Яшка? — удивился Касьянин.

— Видел сегодня... Во дворе. Ваш сын его выгуливал. Степаном зовут?

— Степаном.

— Поболтали мы немного... С Яшкой познакомился... Кстати, ему опять от кого-то досталось... Свежие раны, а?

— Собачья жизнь всегда полна неожиданностей, — Касьянин пожал плечами. — Так-то оно так, — Анфилогов улыбнулся. — Но, судя по характеру Яшкиных повреждений, досталось ему этак пару суток назад... Примерно в то же время, когда кто-то всадил заряд дроби в морду большой черной собаке... И точно такой же заряд достался ее хозяину... Собаке повезло, выжила, а вот с хозяином хуже... Истек кровью. Перебита сонная артерия. Да что там перебита, вся шея в месиво превращена.

— Наверное, хороший человек был? — соболезнующе произнес Касьянин.

— Человек он был не очень хороший, — заметил Анфилогов. — Но в данном случае это ведь не имеет большого значения, верно?