Карин Альвтеген - Тень

Он опустил фонарик и внезапно почувствовал страшную усталость. Он ничего не понимал. И не хотел понимать. Не хотел понимать причину, по которой подкидыш, которому Герда оставила завещание, что-то роет в их саду.

Он ничего не хотел знать.

Кристофер остановился и вытащил из кармана сложенный лист бумаги. Поверх вырытой ямы протянул листок Яну-Эрику, но тот не мог поднять руку. Подкидыш хочет заразить его. Хроническим заболеванием, от которого он, Ян-Эрик, никогда не сможет излечиться.

Кристофер тряс бумагой:

— Читай!

Сейчас все будет доказано. Подкидыш его сводный брат. И еще одна часть наследства исчезнет в руках того, кто палец о палец не ударил, чтобы эти деньги заслужить. Но что он здесь копает? В голове мелькнуло предположение настолько ужасное, что Ян-Эрик отогнал мысль, не успев додумать ее до конца.

Бумага жгла руки. Фонарик высветил витиеватый почерк Герды. На первый взгляд буквы казались вполне безобидными. Но за ними скрывалось нечто чудовищное. Ян-Эрик пока не знал что, но чувствовал: сейчас случится нечто необратимое. Под мерное цоканье лопаты он начал читать.

Дорогой Кристофер,

не знаю, правильно ли я поступаю, посылая тебе это письмо, но совесть не дает мне покоя, и я не могу больше ждать. Я пишу тебе для того, чтобы исправить то, что совершилось давно и в чем я сама была вынуждена принять участие.

Прошло много лет, но не было дня, чтобы я не думала обо всем, что случилось, а теперь я стара и чувствую, что конец близок…

Почему глаза вопреки его воле продолжают читать? Почему мозг, несмотря ни на что, воспринимает смысл написанного? С каждым прочитанным словом его представления о прошлом становились все более зыбкими. Тайна неслышно шла за ним по пятам все эти годы. Он выстроил свои представления о жизни, опираясь на ложь, которой окружили себя родители. Под раззолоченной мантией скрывалась зияющая пустота. Все, что было основой его существования, оказалось фикцией.

…а утром на следующий день после того, как произошло несчастье, я нашла тебя в дровяном сарае. Госпожа Рагнерфельдт приняла успокоительное и лежала в кровати, так что она ни о чем не знала, а господин Рагнерфельдт не понимал, что ему делать, но потом сказал, чтобы я отвезла тебя в город и оставила где-нибудь, где тебя смогут найти, и я не посмела ослушаться. Я видела, как зло случилось, и ничего не сделала, чтобы этому помешать. Мне нет оправдания, но меня с детства приучили не перечить тем, кто выше меня по положению. Однако этого человека я ненавижу за то, что он совершил, и за то, что он заставил меня сделать…

Ян-Эрик услышал, как гудит его тело. Как внутри спешно выстраивается защита. Крепостная стена, за которой он сможет спрятаться.

— Но это же чистое безумие! На старости лет Герда просто повредилась в уме, это ясно. Такое мог написать только человек в маразме! Да вы и сами это понимаете. Она осмеливается писать такое об Акселе Рагнерфельдте! Вам известно, какой он был человек? Невозможно даже представить, чтобы он мог совершить что-либо подобное.

Кристофер остановился, задыхаясь от усилий.

— То есть твоя сестра не покончила с собой?

— Что?

— Ты все прочитал? О том, почему она это сделала?

Ян-Эрик почувствовал, как что-то холодное сжимает его сердце. Через несколько секунд Ян-Эрик нехотя ответил:

— Она попала в автомобильную аварию!

…перед кабинетом господина Рагнерфельдта была кладовка, где хранились принадлежности для уборки. Оттуда было слышно все, о чем говорят в кабинете, и я иногда задерживалась там, подслушивала разговоры хозяев, потому что мне было легче, когда я знала обо всем, что происходит в доме. Я понимаю, это неправильно, но я так поступала. Через несколько месяцев после присуждения господину Рагнерфельдту Нобелевской премии к нам неожиданно пришел писатель Торгни Веннберг, и поскольку он был знаком с твоей мамой, я испугалась, вдруг он обо всем узнал? Ведь я тоже была к этому причастна… Поэтому я пошла в кладовку и услышала…

Кристофер упал на колени. Ян-Эрик направил фонарик в яму и похолодел от ужаса. Кристофер нашел то, что искал. Слова Герды — правда, и теперь их никто не оспорит. Ян-Эрик погасил фонарь, чтобы исчезло то, что он увидел в яме.

— Зажги! — закричал Кристофер. — Зажги, говорю тебе!

Ян-Эрик зажег фонарь, внезапно испугавшись, что их могут услышать. Долгое время Кристофер просто сидел, тяжело дыша и глядя в темную яму. То и дело он проводил рукой под носом, его мокрые щеки блестели в слабом освещении карманного фонаря.

— Значит, ты меня не предавала…

Яну-Эрику очень хотелось выпить.

Кристофер с трудом встал на ноги.

— Знаешь, что означает «бессмертный»?

Ян-Эрик не ответил. Реальность, к которой он привык, внезапно перевернулась, и он не мог охватить взглядом ее новые очертания.

— Это тот, кто совершил нечто настолько выдающееся, что память о нем будет жить вечно. Таким был для меня Аксель Рагнерфельдт. Но теперь он войдет в историю как подлец и мерзавец. Я позабочусь об этом, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.

Ян-Эрик вдруг услышал собственный голос. Услышал слова, которые он столько раз повторял в свете софитов. Мой отец считал, что наши поступки — это наши дети. Они продолжают жить независимо от нас и нашей воли. Йозеф Шульц и мой отец полагали, что наградой за добрый поступок служит сама возможность его совершить.

Финал всех его выступлений.

Никогда больше он не будет стоять на сцене и слушать аплодисменты. Его славное имя больше ни у кого не вызовет почтения. Отныне он будет стесняться его как физического уродства. Он никогда не получит премию Северного совета. Луиза никогда не пожалеет, что бросила его. У него отнимут всё.

Кристофер вырвал письмо из рук Яна-Эрика. В последний раз он посмотрел в разрытую яму и направился к воротам.

— Подожди!

Кристофер не остановился.

— Подожди! Давай поговорим!

Он, Ян-Эрик, не виноват, но наказание придется нести именно ему.

— Ты можешь получить деньги. Триста пятьдесят тысяч крон. Датских.

Кристофер резко остановился и оглянулся. Ян-Эрик не видел выражения его лица, но тут Кристофер заговорил, и слабая надежда погасла.

— Будь ты проклят!

Он пошел дальше к выходу, держа в руке это страшное письмо. Еще немного, и семена слов Герды разлетятся по всему миру.

Ян-Эрик не успел понять, что происходит. Он ни о чем не думал, когда наклонялся и хватал лопату. Когда бежал, чтобы догнать. Когда стоял в нескольких метрах от ворот, глядя на неподвижное тело на гравийной дорожке. Он вообще ни о чем не думал. И не чувствовал ничего, кроме удивления. Свет уличного фонаря падал на его руки, и он не понимал, его это руки или нет. Руки действовали сами по себе. Сработал древний, как само человечество, инстинкт. Убить, если отнимают твое.