Барбара Вайн - Сто шесть ступенек в никуда

— Думаешь, я психопатка? Наверное. Все так говорили. Но я этого не замечаю, просто как будто становлюсь кем-то другим. — Вероятно, собственные слова показались ей нелепыми или пустыми, и она поправила себя: — Во всяком случае, мне так кажется.

С тех пор как Белл живет в моем доме, у меня появилась привычка смотреть на людей и гадать, есть ли среди них такие же, как она. Я имею в виду, что они тоже кого-то убили, попали в тюрьму, отсидели срок и вышли на волю. Это новое явление, раньше убийц вешали.

Теперь их освобождают, и они снова живут среди нас. Или существуют. Я смотрю на людей и задаю себе этот вопрос. Через десять лет — Белл получила гораздо больший срок, и на то имелась особая причина — преступников (так утверждает полиция) выпускают, и они становятся обычными людьми, похожими на всех остальных, работают и, возможно, даже живут по соседству. Женщина, сидящая напротив меня в вагоне метро, могла застрелить любовника. А тот мужчина с мрачным лицом и скрещенными на мускулистой груди руками, прислонившийся к стене дома на углу, мог кого-то зарезать в уличной драке. Сколько людей задушили младенца в колыбельке или помогли находившемуся на их попечении старику отправиться в мир иной? Такие, как я, Фелисити или Эльза, знакомы с ними, нам приходится жить рядом и как-то приспосабливаться. Тем не менее убийство — это такой поступок, к которому невозможно привыкнуть, который невозможно оправдать.

Белл спросила меня, считаю ли я ее психопаткой? Она задала этот вопрос, наверное, даже сама того не ожидая. В ответ я лишь покачала головой и сказала, что не знаю. Мне всегда казалось, что психопаты любят мучить животных. Белл отвернулась и позвала кота. Тот прыгнул ей на колени, и Белл принялась гладить его так, как он любит, длинными, сильными движениями ладоней, заставляя его приседать. Затем, когда животное свернулось клубком в черных складках юбки у нее на коленях, она стала гладить его нежнее, слегка касаясь лоснящейся кошачьей спины. Я никогда не ассоциировала Белл с нежностью. Чувственность, страсть, некое трагическое благородство — что угодно, но только не нежность. Однако Белл была нежна с моими котами, как некоторые женщины с детьми, и как будто понимала их.

— У меня никогда не было животных, — сказала она, словно читая мои мысли. — Я даже не знала, что люблю их.

— У Адмета жил кот, — возразила я. — Блохастый. — Мне вспомнилась язвительная шутка Марка и Козетты насчет «антраша». — А в Торнхеме — собаки.

— Большие, громкие и назойливые, как их сука-хозяйка. Не будь меня тут, она пригласила бы тебя в гости.

— Я бы не поехала. Расскажи, как все было — в то последнее Рождество?

— Точно так же, только без викторины. Как и в предыдущем году. Ничего никогда не менялось. Я не знаю, зачем поехала.

— Неужели?

В ее взгляде сквозило бесстрастное упрямство. Зачем говорить, если я не хочу, вероятно, думала она, зачем объяснять?

— Ты поехала, чтобы не видеть их вдвоем, — сказала я. — Чтобы это произошло не при тебе.

— Ты ничуть не лучше меня. — Белл ухмылялась. — Тоже не можешь произнести их имена. Только я могу, могу. Марк и Козетта — вот!

— Отлично, — сказала я. — Но кричать не обязательно.

— Когда это произошло… Ты выражаешься как старая ханжа, вроде ее Тетушки. Почему бы тебе прямо не сказать, что я не хотела присутствовать в доме, когда он будет первый раз трахать ее? Как будто мне было не все равно. Я хотела одного — чтобы он скорее принимался за дело. Господи, он так медлил, словно парень из тех старинных книг, что ты читаешь. Я думала, без меня дело пойдет быстрее.

— Ты же знаешь, что твое присутствие или отсутствие ничего не меняло.

Белл пожала плечами:

— Теперь мне уже все равно. Абсолютно.

— Я хочу кое-что знать. Если тебе все равно, то можно спросить.

— Спрашивай. — Она с улыбкой посмотрела на меня. — Отвечать-то я не обязана.

— Ты, — я тщательно подбирала слова, — хотела убить Козетту? То есть планировала с самого начала?

— Я вбила себе в голову, что она умрет естественной смертью.

— А после того, как узнала, что не умрет?

Белл не скрывала презрительной усмешки:

— Планировала? То есть составляла план? Ты прекрасно знаешь, что нет.

— Но Белл, — возразила я, — разве все твое пребывание в «Доме с лестницей» не было планом?

— Я имею в виду убийство. Я это делаю, — в ее словах звучала гордость, словно речь шла о добытом тяжелым трудом навыке, — под влиянием минуты. Даже Сайласа… Я часто думала об этом, но планировала не больше пяти минут. Только когда становится совсем уж невыносимо, или я… чего-то очень, очень хочу.

Она встала, подхватив маленького кота. Большого, который по-прежнему лежал на телевизоре, Белл взяла по дороге, перекинув через вторую руку. Это уже вошло у нее в привычку, когда она удалялась к себе в комнату — на ночь или отдохнуть.

— Обедать не хочу. Пойду, прилягу.

В черной одежде, с пучком пепельных волос, с двумя котами в руках, похожими на живые боа, она выглядела очень странно, и если бы не трагическая худоба, то можно было бы сказать, даже комично.

Здесь, в доме на Макдуф-стрит, ее комната тоже находится над моим кабинетом. Так уж вышло, что именно там осталась свободная комната. Разница — не единственная — состоит в том, что к ней ведут шестнадцать ступенек, а не сто шесть. Сидя за письменным столом, я слышу лишь негромкий скрип пружин под тяжестью Белл, звук, похожий на тяжелый вздох. Коты некоторое время побудут с ней, а после того, как она заснет, вылезут в окно, спрыгнут на шиферную крышу кухни и начнут охотиться на скворцов. Просыпаясь, она никогда не находит их в комнате.

В то последнее Рождество я скучала без звуков над головой, без скрипа 104-й ступеньки под ногой Белл, спускавшейся по лестнице, даже без бормотания телевизора, который теперь, после смерти Тетушки, Белл смотрела одна. Дом был полон народа. Появилась Диана Касл с новым бойфрендом; Бригитта, которая хотя и попала в неприятную историю, вернулась не одна, а с парнем, представив его своим двоюродным братом. Танцоры и Уолтер Адмет уходили домой только на ночь. Гэри, Фей, Мервин, Мими и Риммон по-прежнему жили в доме. Козетта не позволила гостям занять спальню Белл, считая, что так поступать не подобает, и поэтому ее племяннице, дочери Леонардо, пришлось спать на диване в телевизионной комнате. Пытавшийся соблазнить племянницу Риммон рассказал ей, что на диван положили мертвую Тетушку, но добился лишь того, что девушка сбежала из дома.

Однако времена грандиозных вечеринок и многолюдных пирушек в ресторане миновали. Если Козетта и Марк шли куда-нибудь ужинать, то исключительно одни. Без каких-либо признаков сатурналий, без вечеринок, больше похожих на оргии, в доме воцарилась атмосфера возвышенной любви. Вопреки распространенному мнению, зима более сексуальный сезон, чем лето, время спален с зашторенными окнами, мягких диванов и искусственного тепла, когда холод остается снаружи, а тепло удерживается внутри; время увядающих, укорачивающихся дней и долгих, долгих ночей. Все это чувствуется острее, если у тебя никого нет, а тогда Робин еще не принадлежал мне — по крайней мере только мне. Наверное, в «Доме с лестницей» еще никогда не было столько любовников одновременно.