Джим Томпсон - Кромешная ночь

Я сказал: «Понимаю» или что-то столь же высокоумное.

— Как я это себе представляю, я слишком стар, чтобы обрести вкус к тратам, — продолжал он. — Бережливость и работа стали для меня чем-то вроде дурных привычек. Которые как будто бы и скучны, и обременительны, а без них и того хуже. Должно быть, вам все это режет слух: какая глупость, не правда ли?

— Ну, так-то уж я не сказал бы, — замялся я. — Впрочем, если бы у вас было действительно вдоволь денег — например, двадцать или тридцать тысяч долларов, — вы много чем могли бы себя побаловать.

— Гм. Вы полагаете, в моем случае есть признаки недостаточной осведомленности? Возможно, вы правы. Но поскольку кое-каким состоянием, пусть и сравнительно малым, я все-таки обладаю, и притом не вижу способа существенно его приумножить, то… — Вместо окончания фразы он лишь махнул рукой. — Ах, вернемся к нашим общим начинаниям, мистер Бигелоу, если, конечно, у вас не возникает ощущение, что я грубо вторгаюсь в вашу жизнь.

— Да нет, ну что вы, — сказал я.

— Я тут давно уже чувствовал, что нам не хватает кладовщика. Сотрудника, который следил бы за расходованием припасов, а то сейчас в данной области полный кавардак — приходи из любого отдела и бери что хочешь. Я переговорил сегодня об этом с владельцем, и он одобрил, так что, если хотите этим делом заняться, можете начать прямо сейчас.

— Вы уверены? — спросил я. — То есть по поводу того, чтобы начинать сейчас.

— Ну… — Он поколебался, затем решительно кивнул. — Я действительно не вижу, что вы при этом теряете.

Я вынул сигарету и стал прикуривать — это дает возможность увильнуть, сбить темп, пусть на какие-то секунды. Быстро обдумав ситуацию, решил, что вне зависимости от того, кто он на самом деле, жертвовать свободой я не должен. Задание дано мне, это моя игра, и я сам знаю, как в нее играть. Если же кто-то тщится диктовать мне, что делать и чего не делать, этот «кто-то» может быть только сам Босс.

— Вот что я вам скажу, мистер Кендал, — заговорил наконец я. — Позади у меня долгая дорога, я не совсем еще от нее отошел и…

— Да ведь работа вовсе не трудная. Вплоть до того, что вы практически сами себе можете установить расписание, причем большую часть времени вам и делать-то будет нечего.

— Пожалуй, лучше чуть погодить, — сказал я. — Мне надо смотаться в Нью-Йорк — завтра вечером или самое позднее в субботу. Получается, что сегодня у меня единственный рабочий день до воскресенья включительно.

— А-а-а, — протянул он. — Что ж, в таком случае конечно…

— Но в принципе эта работа меня бы устроила, — сказал я. — Если вы можете ее чуть-чуть попридержать.

Он ответил, что может, но сказал это довольно неохотно — настоять на своем не получилось, это ему было неприятно. Затем его лицо вдруг прояснилось, и он сполз со стола.

— Да, я приму вас, и приму сейчас же, — решительно проговорил он. — Будем считать, что я вам предоставил два дня отгулов.

— Прекрасно, — сказал я.

— Вообще-то, я всегда осторожничаю, вечно опасаюсь подвоха. Но если есть какая-то возможность оградить человека от вероятных неприятностей, в долгий ящик это откладывать не надо.

— Наверное, вы правы, — согласился я.

Мы шли вдоль ряда полок, он то и дело указывал мне на какую-нибудь банку или коробку с ингредиентами и давал беглое описание того, как их используют.

— У меня приготовлены специальные карты замесов — бланки требований с перечислением составляющих, и с этими картами к вам будут обращаться из цехов. А вам надо будет только выдавать указанные там продукты. Вот, а здесь у нас рефрижераторная, там мы храним все скоропортящееся.

Нажав на массивную дверную ручку, он отворил дверь в морозилку — комнату-холодильник, какие бывают на мясных рынках, — и мы вошли внутрь.

— Яичные белки, — объявил он, пнув носком туфли пятнадцатигаллонный бидон. — Здесь желтки, а тут цельные яйца, — и попинал два других. — Пекарни покупают их в таком виде по двум причинам: во-первых, это, как вы понимаете, значительно дешевле, да и отмерять так куда удобнее.

— Понятно, — сказал я, сдерживая дрожь. В этом помещении я пробыл всего какую-нибудь минуту, но холод уже пронизывал до костей.

— Да, насчет двери, — сказал он, вновь ее распахивая. — Вы заметили? Закрывая, я не доводил до щелчка. Советую вам поступать так же, иначе рискуете замерзнуть насмерть. А этого, — тут он мне ласково улыбнулся, — вы, конечно же, не хотите.

— Да уж спасибо, не надо, кушайте сами! — выпалил я, покидая вслед за ним морозилку. — То есть я хочу сказать…

Он усмехнулся и начальственно похлопал меня по спине:

— Ничего, ничего, все будет хорошо, мистер Бигелоу. Как я только что говорил, по складу характера я перестраховщик… В общем, думаю, на сегодня хватит. Гм… Да, по поводу денег: платят у нас, конечно же, не много, понимаю, но в свете прочих преимуществ вашей будущей должности… гм… как вам двенадцать долларов в неделю, нормально?

— Прекрасно, — сказал я.

— Можете сами установить себе рабочие часы, в пределах разумного. Заранее проверил ингредиенты, отсыпал, что указано в карте для данного замеса, и — свободен, можешь готовиться к занятиям или… гм… короче, делай что хочешь.

Из главной кладовой мы перешли в помещение поменьше, называвшееся приемной, чуть не до потолка заваленное мешками с солью, сахаром и мукой. В конце узкого прохода, оставленного между штабелями мешков, виднелась дверь на улицу. Подмигнув мне, Кендал ее отпер.

— Что скажете, мистер Бигелоу? Ваш собственный, персональный вход и выход! От этой двери ключ положено иметь только мне, но, если вам случится заработаться и вы захотите глотнуть свежего воздуха, я не вижу причины, почему бы вам… гм…

Он одарил меня этакой чопорной начальственной улыбкой и пропустил в дверь. Оказавшись на воле, я прикурил очередную сигарету, одновременно невзначай осмотревшись. Дверь, через которую я только что вышел, располагалась гораздо правее входа в главную контору пекарни. Так что, даже если во время моей вечерней работы кто-то, задержавшись сверхурочно, там и окажется, я все равно смогу входить и выходить незамеченным. А дом — вот он: чуть пройти по улице, всего в каких-нибудь ста пятидесяти ярдах!

Если Фэй Уинрой обеспечит появление Джейка в определенное время (хорошим темным вечерочком), это будет верняк. Я смогу, стоя в дверях, наблюдать за тем, как он подходит, а потом…

Что-то это больно жирно. Жуй корье, рубай опилки, я начальник лесопилки! Расклад такой роскошный, что я уж и не знал, нравится он мне или нет.

Я неспешно прошелся по улице, завернул в бар напротив дома. Заказал эля, сел.

Кендал. Просто ли это старый хлопотун, дедок, которому я понравился, как нравился многим пожилым людям, или это ставленник Босса? Никак я с ним не разберусь. Два раза, нет, даже три уже думал, что раскусил его. И каждый раз (вот и сейчас тоже) после того, как он практически сам объяснил мне, кто он есть, — ведь всю операцию преподнес на блюдечке! — нет, все равно опять и опять сомневаюсь.