Франк Тилье - Монреальский синдром

— А вы?

— А я пойду к Леклерку и посмотрю, что там за список представителей гуманитарных организаций, находившихся в Каире во время убийства девушек. Может быть, в длинном списке найдется и имя убийцы.

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась завернутая в махровую простыню Люси с мыльной пеной на волосах и ушах. От нее пахло ванилью и кокосом. При виде ее Шарко почувствовал себя как-то странно и отступил на шаг.

— Почему вы хотите меня отослать? — спросила она жестко.

Шарко сжал зубы. Потом протянул руку, стряхнул кончиками пальцев с ее виска пену и сразу же резко развернулся.

— Почему, комиссар?

Но он уже, не обернувшись, исчез в конце коридора.

Люси вышла из квартиры в Л’Аи-ле-Роз, и все понеслось на немыслимой скорости. У нее было всего несколько часов на то, на что у другой ушло бы не меньше двух суток. Ее самолет отбывал из аэропорта Лилль-Лескен в 19.10. Международный отдел управления, в котором работал Шарко, договорился с ее начальством — и дальше все произошло как по мановению волшебной палочки: ей оформили командировку, выдали нужные бумаги, забронировали номер в гостинице, переслали электронные авиабилеты туда и обратно… А только что она распечатала полученный опять-таки электронной почтой пресловутый официальный запрос международного образца… «Боинг» приземлится в Канаде в 20.45 по местному времени. Остановится она в трехзвездочном отеле «Дельта-Монреаль», расположенном между плато Мон-Руаяль и Старой гаванью — это в двух шагах от архива. В строгих рамках расследования ей отводилось на командировку четыре дня, не считая дня прилета и дня вылета. Однако они не поскупились: целых четыре дня на поиск в архиве старых бумажек — это много!

По дороге домой Люси вспоминала последние слова Шарко, сказанные на платформе скоростного метро в Бур-ла-Рен: «Береги себя, детка, давай-ка поосторожнее там…» — и слова эти перекатывались у нее в груди, как камешки, ударяясь одно о другое. При прощальном рукопожатии его палец оказался сверху, Шарко улыбнулся ей, она ему: что ж, два-ноль — потом он, как первый раз, ушел, сгорбив плечи и не оборачиваясь. У Люси кольнуло сердце, когда она смотрела ему вслед, долго смотрела, как скрывается в толпе силуэт этого странного человека.

Она приняла душ, уложила вещи — по минимуму, только то, без чего не обойтись, закинула чемодан в багажник, вынесла мусор и, сев в машину, направилась к городскому Клиническому медицинскому центру. Волновалась она просто как никогда. Канада… международное дело… и это дело поручено ей, лейтенантишке, у которой совсем еще недавно только и было дел, что годами перекладывать туда-сюда бумажки в комиссариате Дюнкерка… В глубине души она даже гордилась таким своим взлетом.

Люси налила в два пластмассовых стаканчика кофе и вошла с ними в палату. Верная своему долгу мать конечно же была на посту: осваивала с Жюльеттой какую-то игру на видеоприставке. Кровать дочки была завалена раскрасками. Девочка, не отвлекаясь от экрана, увидела краем глаза Люси и улыбнулась, личико ее, обретшее естественный для ребенка ее возраста персиковый цвет, сияло. Врач официально объявил, что завтра Жюльетту выпишут. Люси кинулась обнимать дочку:

— Завтра с утра? Ой, как здорово!

Нацеловавшись, малышка вернулась к прерванной игре… как же давно Люси не видела ее такой веселой! Мать и дочь со стаканчиками кофе в руках смотрели на нее с порога палаты. Собравшись наконец с духом, Люси начала:

— Мам, тебе придется посидеть с Жюльеттой еще как минимум четыре дня. Ну, то есть четыре дня и четыре ночи. Мне очень жаль, но расследование оказалось дико сложным, и…

— …и куда же ты теперь?

— В Монреаль…

У Мари Энебель определенно был дар одним взглядом погружать тебя в чувство вины с головой.

— Значит, теперь за границу. Надеюсь, это, по крайней мере, не опасно?

— Нет-нет, совсем не опасно! Мне надо будет порыться в документах одного архива. Ничего особенно увлекательного, но, к сожалению, обойтись без этого нельзя, ну и надо было отправить туда кого-то, чтобы выполнить работу.

— И конечно же работу свалили на тебя!

— Можно сказать и так.

Мари слишком хорошо знала свою дочь, чтобы поверить в безобидность командировки: если бы Люси предстояло сразиться с самим дьяволом, она бы сообщила, что идет в лес за грибами. Лучше сменить тему.

— Твой бывший заходил. — Мари показала на серого плюшевого бегемота.

— Мой бывший?.. Ты имеешь в виду Людовика?

— А что, были и другие?

Люси промолчала. Мари печально смотрела на Жюльетту.

— Видела бы ты, как они весело играли… Людовик провел здесь, с Жюльеттой, целых два часа. Его выписали, и он зашел сюда по пути домой. Сказал, если захочешь, можешь ему позвонить. И тебе надо это сделать.

— Мама…

Мари поймала взгляд дочери и больше уже не отводила от Люси глаз.

— Тебе нужен мужчина, Люси. Кто-то, кто внес бы стабильность в твою жизнь, кто умел бы, когда потребуется, вернуть тебя к реальности. Людовик — хороший парень.

— Очень. Вся проблема в том, что я его не люблю.

— Ты не успела его полюбить. Твои близняшки проводят куда больше времени с бабушкой, чем с матерью, это я их воспитываю, я сижу с ними. По-твоему, это нормально?

На самом-то деле Мари была совершенно права. Люси вспомнила, как Шарко говорил о работе: ненасытное чудовище, которое с течением времени срыгивает из своей пасти разрушенные, погубленные семьи.

— Давай подождем, когда расследование будет позади, а, мама? Обещаю тебе остановиться и подумать над этим.

— Подумать, подумать, конечно… Во время прошлого расследования ты говорила то же самое. И в прошлый раз, и в позапрошлый, и в позапозапрошлый…

Во взгляде Мари ясно читался упрек, но одновременно и что-то вроде жалости.

— Уж разумеется, теперь мне не переделать свою дочь, поздно. Ты какая-то железобетонная, Люси, и, чтобы тебя хоть немножко изменить, твои чертовы мозги надо перестроить целиком!

— Но я, по крайней мере, знаю, в кого я пошла!

Люси удалось-таки вытянуть из матери полуулыбку, и Мари погладила дочь по щеке.

— Ну ладно. Я быстренько смотаюсь домой и вернусь. Тебе когда отсюда уходить?

— Самое позднее — в пять. Мне надо быть в аэропорту заранее: регистрация и все такое.

— То есть у тебя всего три часа, чтобы побыть с дочуркой. Господи ты боже мой: прямо как свидание в тюрьме…

Расставшись с Люси, Шарко поехал в Нантерр. Эта женщина-лейтенант оставила после себя в его сознании сверкающий след, она словно бы никуда и не уходила, и комиссар не мог избавиться от ощущения, что она здесь, рядом. Он снова и снова вспоминал ее завернутой в махровую простыню, покрытую пеной, видел так ясно, как наяву. На пороге его собственной ванной! Кто бы мог поверить, что там, где принимала душ Сюзанна, встанет под душ другая женщина? Кто бы мог подумать, что при виде слегка обнаженного тела сердце в его груди снова забьется сильнее?