Франк Тилье - Монреальский синдром

Шарко, щелкая по рукоятке пистолета, заставлял оружие вращаться на столе. Он думал об Атефе Абд эль-Аале… О восьми черточках на стволе дерева… Обо всех тех, кем он занимался и потому был сейчас уверен, что они уже не возьмутся за свое…

— Мне хотелось все бросить каждый раз, когда я видел улыбку на лице мерзавца, которого отправил за решетку. Потому что никакому суду, никакой тюрьме не справиться с этой улыбочкой. И потом эта улыбочка мерещится тебе в супермаркете, на детской площадке, в школе — везде, куда бы ты ни пошел. И от этой улыбочки меня тошнит.

Он прихлопнул рукой пистолет, останавливая вращение. Пальцы его обхватили ствол.

— Я тебе только одного желаю, Энебель. Я тебе желаю никогда не увидеть этой проклятой улыбочки. Потому что, если она поселится в тебе, от нее уже никогда не избавиться.

Люси, сжав зубы, уставилась в потолок. Мрак стремительно возвращался.

— Спасибо, комиссар. Буду держать вас в курсе всего, что происходит. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Энебель. Давай поосторожнее там.

Люси печально положила трубку.

Она поняла, что вернуться назад, стать просто женщиной, просто матерью будет трудно. Потому что улыбка, о которой говорил Шарко, вошла в нее слишком рано, в самом начале карьеры.

И уже давно выгрызала у нее все внутри.

Ночь у Люси получилась беспокойной, ее мучили кошмары. Картинки, воспользовавшись часами безделья, неотступно ее преследовали. Девочка на качелях, бык, кролики, кадры фильма с Жюдит Саньоль: разрезанный глаз, изуродованный живот, рана в форме гигантского черного глаза…

Ворочаясь с боку на бок, то и дело поглядывая на панель телевизора, где светился отсчитывавший минуты циферблат часов, она думала только об одном: скорее бы рассвело.

И наконец рассвело. Ровно в девять она уже шла по улице квебекского города, надеясь, что утренняя свежесть прогонит оцепенение, сковавшее мышцы.

Находившийся всего в сотне метров от Старой гавани, Архивный центр Монреаля занимал белокаменное правительственное здание с тяжеловесной колоннадой, выстроенное в стиле «боз-ар» и окруженное зеленью. В прошлом здесь помещалась Высшая коммерческая школа Монреаля.

Когда Люси со своим рюкзачком, в который засунула, кроме блокнота с ручкой, взятые в гостиничном холодильнике фрукты и бутылочку воды, вошла внутрь, она сразу же почувствовала себя каким-то ничтожным муравьем, затерявшимся посреди бумажной пустыни. По словам одной из местных служащих, которая приняла ее первой, в этих стенах, под этими потолками с лепниной и великолепными люстрами, на более чем двадцати километрах стеллажей хранились документы, распределенные между частными, государственными и гражданскими архивами. Здесь можно было изучить жизнь великих семей, сыгравших большую роль в истории Монреаля и всего Квебека, — таких, как Папино, Лакосты, Мерсье… Здесь можно было получить сведения об иммиграции, образовании, энергетике, туризме, обо всем, что связано с правом… Здесь, кроме письменных свидетельств, можно было увидеть девять миллионов фотографий и двести тысяч рисунков, планов, карт…

Бумажный город в городе из бетона и стали.

В надежде сэкономить время Люси, прокрутив в голове все, что ей хотелось узнать, заранее приготовила короткое резюме, где буквально в нескольких словах сформулировала цель своего приезда в Монреаль. Она сказала, что как лейтенант французской полиции направлена сюда для того, чтобы найти человека по имеющейся у нее фотографии пятидесятых годов прошлого века. Женщина, которая первой приняла Люси, тут же переправила ее к другой — та, дескать, определенно больше знает об интересующем Энебель периоде истории Квебека. На беджике, приколотом к белой блузке этой компетентной «другой», было написано ее имя — Патриция Ришо.

Люси снова объяснила, зачем прилетела в Канаду:

— Видите ли, я разыскиваю девочку, которая в середине пятидесятых годов наверняка содержалась в монастыре или в сиротском приюте. Могу сказать даже точнее: в пятьдесят четвертом или пятьдесят пятом году. Здание, скорее всего, располагалось в окрестностях Монреаля. Мне известно имя монахини, с которой девочка была в контакте: сестра Мария Голгофская.

Архивистка внимательно посмотрела на фотографию девочки на качелях.

— Знаете, сколько было в то время сестер по имени Мария Голгофская! Боюсь, эти сведения не слишком вам помогут.

Патриции Ришо на вид было лет пятьдесят, светлые волосы она затягивала в конский хвост, носила маленькие круглые очки в тонкой оправе. Она пригласила Люси следовать за собой и повела ее по бесконечным коридорам, в которых не возникало даже мысли о том, что архив — это нечто насквозь пропыленное, старое, ветхое, хотя именно такой образ этого заведения обычно первым приходит в голову. Здесь было светло, линии прямые, четкие, дизайн футуристский… Оказалось, сюда даже экскурсии водят. Люди гуськом тянулись за экскурсоводом, одна группа, другая, третья — всем хотелось увидеть такое огромное собрание документов.

Прежде чем попасть в крошечный круглый зальчик без окон, освещенный лампами дневного света, Патриция добрых пять минут водила Люси вверх-вниз по лестницам. И вот наконец — стеллажи с папками, сотнями, тысячами или сотнями тысяч папок. Многометровые стеллажи поднимались к потолку, достать документы с верхних полок можно было с помощью передвижной лесенки. К папкам приклеены этикетки, и Люси прочитала на ближайших: «Дела несовершеннолетних правонарушителей (1912–1958)», «Дела об общественном благосостоянии (1950–1974)».

— Пришли, — сказала архивистка, остановившись посреди зальчика. — Думаю, здесь вы скорее, чем где-либо еще, получите то, что ищете. Большая часть папок содержит документы о сиротах моложе шестнадцати лет. Сведения о брошенных детях можно найти, например, в делах несовершеннолетних правонарушителей, поскольку родители оставили их в таких условиях, из-за которых они и стали правонарушителями.

Люси показала на нишу со стеллажами, где стояли папки, особенно ее заинтересовавшие: «Религиозные общины (1925–1961)», и, воспользовавшись тем, что ее спутница сделала паузу — перевести дыхание, — спросила:

— А тут что?

Ришо машинально затеребила медальон на золотой цепочке.

— Вам повезло, эти архивы поступили к нам всего несколько недель назад, а до того документы были недоступны, потому что находились в ведении религиозных организаций. Сейчас провинция Квебек все больше и больше отворачивается от религии, людей стал волновать современный мир, и эти организации закрываются одна за другой из-за нехватки средств к существованию. Ну и когда их архивы стало негде хранить, мы забрали их к себе.