Франк Тилье - Переломы

— Раз…

«Я имела несчастье не умереть после падения. И посмотрите на меня! Посмотрите также и на это чудовище! Как ему удавалось творить все это и ни разу не попасться? Да просто дело в том, что Клод внушает страх, у него есть что-то такое во взгляде. Он действует на всех вокруг как вампир. Он кусает вас один раз, это очень больно, но на второй раз вы сами подставляете шею. Да, он — вампир, людоед, дьявол».

— Два.

«Однако я рассказываю вам все это, а вы вот-вот умрете. Простите меня за мой эгоизм. Я схожу с ума, как и он. И как бы я хотела уже окончательно сойти с ума…

Мы закончим наши дни как чета безумцев.

Чета…

В радости и в горе…»

— И три.

Александр сжимается, ему кажется, что его тело сейчас взорвется, что вот-вот прозвучит выстрел. Но в уши ударяет другой звук, звук ключа, поворачивающегося в скважине.

Ловушка сработала…

Как только он подходит достаточно близко, Александр изо всех сил отбрасывает одеяло влево и стремительно выпрямляется. Из-под шерстяной ткани слышен треск дубинки, обритый череп врезается в живот палача. Потерявший равновесие, захваченный врасплох Клод Дехане падает на спину. Пуля задевает ногу Александра, он выскакивает за решетку и бросается влево, толкнув по дороге кресло Бландины.

Лучше убежать, а не драться. Он слишком слаб для борьбы.

Сразу же начинает колотиться сердце, ослабевшие мышцы горят.

Перед ним открываются три пути. Где другие камеры? Где выход? Он бежит наугад, направо. Лестницы идут вниз, к туннелям, где вырезаны гербы, названия новозеландских городов. Окленд, Гамильтон, Веллингтон. И даты, послания. Великая война. [9] Великая война — война 1914–1918 гг., Первая мировая война. Какая ирония судьбы, в его тюрьме люди сражались за свободу.

Он чувствует запах, дикая вонь заставляет Александра натянуть на нос ворот комбинезона. Чем дальше он уходит, тем сильнее этот запах, можно подумать, там могила. Он видит круглый каменный выступ. Колодец. А вокруг — мешки, из которых высыпается белый порошок. Надписи на мешках. Негашеная известь.

Шатаясь, он подходит к колодцу, склоняется над ним.

Задерживает дыхание.

Это неописуемо. Там лежит гора трупов. Сваленные одно на другое тела, разлагающаяся незахороненная плоть. Килограммы ужаса.

Десять первых букв алфавита.

Содержимое желудка подступает к горлу.

Значит, ему предстояло закончить свои дни в этой мерзкой яме. Как Жюстина Дюмец. Как другие. Трупы, которые никто и никогда не найдет.

Нет трупа, нет подозреваемого, нет расследования.

Обессилев, он продолжает идти вперед, в обход колодца. Снова темнота. Ощупывая рукой стену, он идет вслепую, идет еще долго, потом вдали появляется свет, и в нем возрождается надежда. Он ускоряет шаг, свет становится ярче… Осталось повернуть вправо, и он выйдет к его источнику. И убежит.

Когда наконец Александр достигает угла, его ждет страшное разочарование.

Там, в нескольких метрах от него, стоит инвалидное кресло.

Ничего не изменилось. Александр сделал круг.

Он не успевает обернуться. Электродубинка обжигает его между лопаток, боль обвивает позвоночник и отключает нервную систему. Он падает, теряя сознание, не способный пошевелиться.

Перед его лицом лежит связка веревок.

— Ты понимаешь, что мы из-за тебя опаздываем? И наш общий друг рискует окончательно потерять терпение.

Клод подходит ближе.

— Ты ведь знал, что я не выстрелю, а? Потому что я — не убийца, и, что бы ты там себе ни вообразил, я не способен убить кого бы то ни было. И я делаю все это не ради себя, а чтобы помочь людям. Тем, у которых ты отнял все.

Алиса спряталась под кроватью. Теперь она чувствует, что готова.

Она открывает дневник Доротеи на первой странице.

12 января 1995 года

Дорогой дневник!

Вот мы и встретились. Меня зовут Доротея, мне тринадцать с половиной лет, и я хочу написать тебе. У меня есть сестра по имени Алиса, папа по имени Клод и мама-инвалид по имени Бландина. Ты знаешь, я пишу тебе, потому что…

Алиса улыбается, плачет, охваченная воспоминаниями. Все кажется таким далеким, неясным, размытым. Эти страницы навевают столько ароматов, столько образов, а за ними скрывается столько ран, столько непонятных страхов! Доротея пишет об их матери, о ее синдроме «запертого внутри», о посещениях центра в Берке… Потом она рассказывает о волшебных узах, связывающих близнецов, обо всем том, что их объединяло и разъединяло. Внутренний мирок Алисы обретает цвет и форму.

6 апреля 1995 года

…Больше никогда, милый дневник, я не буду рассказывать про Николя, этого дурачка, который обижает мою сестру и делает ее такой несчастной. Он все время жалуется, этот законченный трус, это ничтожество. Я его ненавижу.

Николя… Этот малыш, о котором говорили и ее друг Фред, и доктор Грэхем. Существо, высасывающее из нее жизнь, превращающее ее в психически больную. Значит, Доротея знала, что в ней, тогда еще маленькой, прятался Николя. Почему же ей никогда о нем не говорили? Почему ее отец не сделал ничего, чтобы прогнать Николя?

Алиса еще больше съеживается. Она с жадностью впитывает каждую строчку, углубляется в детали уже несуществующего мира. Доротея рассказывает о стольких вещах, которые сама Алиса успела забыть. Потом следуют болезненные эпизоды, например смерть Дона Диего, приступы злобы отца и его рыдания, которые она слышала из своей комнаты. Дни и события сменяют друг друга.

Она переводит дыхание. Приближается роковой месяц: сентябрь 1997 года. Дата смерти Доротеи. Перед этим Доротея много писала.

19 августа 1997 года

Дорогой дневник!

Сегодня я опять ждала Алису, и сегодня она опять не пришла. Папа говорит, чтобы я не волновалась, что в конце концов в один прекрасный день она вернется. Но я все же волнуюсь. Где она? У папы нет ответа. Неделю назад она просто взяла и исчезла. Вчера я видела по телевизору ужасные вещи про зло, которое некоторые люди причиняют детям. Это меня испугало. А вдруг Алису похитили? Вдруг с ней сделали что-то плохое? Почему папа не вызывает полицию? Это очень странно, дорогой дневник, потому что папа ведет себя так, как будто ничего не случилось. Он работает в саду, насвистывает, привозит маму из Берка и отвозит ее обратно, но очень редко говорит про Алису.

Я знаю, что мало пишу, но у меня нет настроения из-за всего того, что тут творится.

Алиса затаила дыхание. Исчезла? Она переворачивает страницу. Одиннадцать дней спустя.

30 августа 1997 года

Дорогой дневник!

Последние дни папа не так строг со мной. Думаю, это во многом заслуга Мирабель. Она проводит с ним все больше времени, и, по крайней мере, меня оставляют в покое. Ну и болтунья же она! Она разговаривает даже с мамой, все время разговаривает! О своей ферме, о своем покойном папаше и так далее и тому подобное…