Роберт Ладлэм - Близнецы-соперники

Они остались вдвоем. Безумие смерти, бушевавшей в сотнях ярдов отсюда, было бессильно предотвратить приход новой жизни. Он принял двух мальчиков.

Сыновья Фонтини-Кристи появились на свет.

Дым ленивой спиралью поднимался к небу и укладывался величественной мертвой пеленай по горизонту, преграждая путь лучам утреннего солнца. Повсюду виднелись носилки. Одеяла покрывали лица погибших. Уцелевшие и раненые, лежащие на носилках, устремляли глаза в небо, не в силах забыть пережитое. Кругом стояло множество санитарных машин. Пожарные, полицейские...

Джейн находилась в санитарном фургоне — подвижном «мини-госпитале», как его называли. С ней были и ее новорожденные сыновья.

Из парусиновой палатки, которая служила продолжением этого странного сооружения на колесах, появился врач и быстрым шагом направился через лужайку к Виктору. Лицо у врача было серым от усталости, сам он избежал смерти, но жил теперь среди умирающих.

— Ей пришлось очень трудно, мистер Фонтин. Я сказал ей, что в обычных обстоятельствах...

— Она поправится? — прервал его Виктор.

— Да, она поправится. Однако ей необходим продолжительный, весьма продолжительный отдых. Еще несколько месяцев назад я предупреждал ее, что предполагаю двойню. Ее организм, скажем так, не приспособлен для таких трудных родов. Если хотите, я даже Удивлен, что все прошло настолько благополучно.

Фонтин с изумлением посмотрел на врача:

— Но она мне об этом не говорила.

— Это и понятно. У вас такая сложная работа. Она избавила вас от излишних волнений.

— Можно мне к ней?

— Не сейчас. Она очень слаба. Малыши спят. Пусть и она поспит.

Врач мягко взял его за руку и повел прочь от мини-госпиталя к останкам их коттеджа. К ним подошел офицер и отозвал Виктора в сторону.

— Мы нашли то, что искали. Мы знали, что это должно находиться где-то здесь. Бомбовый удар был нанесен с хирургической точностью. Даже немцы со своими хвалеными приборами не смогли бы так точно все рассчитать. И никаких наземных ориентиров не было — мы проверяли. Ни костров, ни сигнальных огней, ничего!

Куда мы идем? О чем вы говорите?

Виктор слышал, что говорил офицер, но не понимал, о чем речь.

— ...передатчик с обычной круглой антенной... Он все еще не мог понять.

— Извините? Что вы сказали?

— Я говорю, что комната уцелела. Она находится в глубине правого крыла. Этот гад работал на простом радиопередатчике с круглой антенной.

— Радиопередатчик?

— Да. Поэтому фрицам и удалось так точно зайти на рубеж бомбометания. Они ориентировались по радиосигналу. Ребята из МИ-5 и МИ-6 не возражают, чтобы я вам это продемонстрировал. Честно говоря, они даже! обрадовались. А то они боятся, что при такой суматохе кто-нибудь там наследит. Но вы сможете подтвердить, что мы ничего не трогали.

Они пробирались через груды кирпичной трухи и дымящиеся кострища в правое крыло главного здания. Майор открыл дверь, и они свернули направо по коридору, который, похоже, был совсем недавно разделен перегородками на новенькие служебные кабинеты.

— Радиосигнал мог направить эскадрилью в этот район, — говорил Фонтин офицеру. — Только в этот район, но не прямо на цель. Это же были бомбардировщики. Я как раз ехал по шоссе — они спикировали на минимальную высоту. Им бы потребовалась для этого более совершенная система наведения, чем простой передатчик.

— Когда я сказал, что мы не обнаружили наземных ориентиров, — прервал его майор, — я имел в виду, что не было обычной разметки: пункты А, Б, В. Этот гад просто распахнул окно и выстрелил из ракетницы. Так что сигнальные огни были. Целая коробка, черт бы их побрал.

В конце коридора у двери стояли два рослых солдата. Офицер толкнул дверь и вошел в комнату. За ним вошел Виктор.

Комната была не тронута взрывами, чудесным образом оставшись невредимой посреди адского разрушения. На столе у окна стоял раскрытый портфель, из которого торчала кольцевая антенна, прилаженная к спрятанному в портфеле радиопередатчику.

Офицер жестом указал на кровать слева, незаметную от двери.

Фонтин застыл. Он не мог оторвать глаз от того, что увидел.

На кровати лежал мужчина: его затылок снесло выстрелом. Из правой руки выпал пистолет. В левой зажато большое распятие.

На нем было черное одеяние священника.

— Чертовски странно все это, — сказал майор. — Мы нашли у него документы, из которых явствует, что он принадлежит к какому-то греческому монашескому братству. Какой-то Ксенопский орден.

Он поклялся. Это больше не должно повториться. Джейн и новорожденные были тайно переправлены в Шотландию. К северу от Глазго, в уединенный дом в сельской местности близ Данблейна. Теперь Виктор не доверял военным городкам с «непревзойденной системой безопасности», не верил ни в какие гарантии МИ-б или британского правительства. Вместо этого он воспользовался своими собственными средствами, нанял демобилизованных солдат, тщательно их проверил и превратил док и прилегающую к нему территорию в маленькую крепость. Больше он не намерен выслушивать предложения Тига, или его возражения, или оправдания! Его преследуют силы, действия которых он не мог постичь разумом, враг, не принимающий участия в европейской войне и тем не менее активный ее участник.

Неужели это будет продолжаться до конца жизни?! Матерь Божья, почему они ему не верят? Как же ему добраться до этих фанатиков и убийц и убедить их в своей искренности? Он же ничего не знает! Ничего! Поезд покинул Салоники три года назад, на рассвете 9 декабря 1939 года — и больше он ничего не знает. Только то, что этот поезд существовал.

— Ты собираешься оставаться здесь до окончания войны? — Тиг приехал в Данблейн. Они гуляли по саду около дома, под неусыпным надзором охраны. Они не виделись уже пять месяцев, хотя Виктор позволял емузвонить через коммутаторный телефон. В лох-торридонской операции без него было не обойтись.

— У тебя нет на меня прав, Алек, я же не британский подданный, я не приносил вам присягу верности.

— Я и не думал, что это необходимо. Тем не менее произвел тебя в майоры, — улыбнулся Тиг. Виктор рассмеялся:

— Хотя я никогда не был официально нанят на государственную службу. Ты беззастенчиво нарушаешь воинские традиции.

— Это точно. Я просто делаю дело. — Бригадный генерал остановился. Он наклонился, сорвал травинку и взглянул на Фонтина. — Стоун один с этим не справится.

— Почему? Мы же с тобой говорим по нескольку разв неделю. Я рассказываю тебе все, что могу придумать. Стоун осуществляет решения. Это разумная организация дела.

— Это не одно и то же — и ты это прекрасна понимаешь.

— Придется удовольствоваться этим. Я не в состоянии воевать на двух фронтах сразу. — Фонтин замолчал, вспомнив слова отца. — Савароне был прав.