Кейт Аткинсон - Преступления прошлого

Религия тут ни при чем, Каролина просто пряталась от дождя. Она вывела собак на прогулку, дошла до церкви, порядка мили от их дома (вообще-то, даже имения), и собаки забрались на кладбище, где теперь, водя носами по земле и задрав хвосты, изображали пылесосы, и их маленькие собачьи мозги были всецело поглощены неисследованной территорией и тысячей новых запахов. Каролина чувствовала только один запах — кислый, печальный запах зелени.

Собаки уже помочились на пару надгробий. Каролина надеялась, что за ней никто не следит. Вернее, не наблюдает, «следит» — не то слово. «Господи, Каро, у тебя просто паранойя, — заявил как-то Джонатан. — Вот что делает с людьми городская жизнь». Это были его собаки. Пара лабрадоров и двое детей — такое вот «приданое». Джеймс и Ханна, Мег и Брюс. Псин звали Мег и Брюс. И собаки, и дети хорошо себя вели с Джонатаном, похуже — с Каролиной, хотя собаки все равно были лучше, чем дети. Когда начался дождь, она привязала собак к крыльцу (какая досада, что с детьми так нельзя). До встречи с Джонатаном она и не думала, что Каро — уменьшительное от Каролины. Какое-то имя эпохи регентства, [35] Регентство — период в истории Великобритании с 1811 по 1820 гг., когда государством правил принц-регент, в будущем король Георг IV. из старомодных исторических романов, которые она читала в юности. Конечно, он вырос в такой среде — и в графстве, — где имя Каролина не было редкостью, как и Люси, и Аманда, и Джемима, поэтому ему лучше знать.

Вероятно, для крыльца есть особое церковное слово, но, даже если и так, она его не знала, зато знала разные термины для обозначения скелета церкви, ее позвоночника и ребер, звучавшие как средневековая поэзия: апсида, алтарь, неф, трансепт, хоры, ризница, мизерикорд; [36] Мизерикорд — зд.: подпорка, нередко декорированная скульптурной резьбой, с внутренней стороны откидного сиденья, на которую можно было опираться во время службы. правда, что именно они называют, она бы вряд ли вспомнила, кроме мизерикорда, — знаете, есть такие слова, которые, раз узнав, запоминаешь на всю жизнь.

Мизерикорды в церкви Святой Анны были старинные, дубовые, но не из того же дуба, что дверь, серая и выцветшая, как старый плавник, долго носившийся по морским волнам, — мизерикорды были цвета торфа или чайной заварки. Приглядевшись, можно было различить вырезанные на них странные языческие создания, больше похожие на леших, чем на людей, полускрытые деревьями и листьями, — вот акант, а вот вроде пальма. Должно быть, это пресловутый зеленый человек, [37] «Зеленый человек» — лицо, состоящее из листьев или окруженное ими, частый сюжет готического архитектурного орнамента. точнее, зеленые люди, они расположились — и все разные — на боковой планке каждого сиденья. Она не знала, что в Йоркшире тоже есть зеленые человечки. Как и там, где она жила прежде. В другой жизни, которую иногда почти и не помнила. А иногда помнила слишком хорошо.

Ей нравилось слово «мизерикорд», оно вызывало ассоциации с чем-то жалким, но означало «милосердный», от латинского cor — сердце, от которого произошли также core — сердцевина и cordial — сердечный, но не cardiac — сердечный в физиологическом смысле, которое пришло через латынь от греческого kardia — сердце (хотя когда-то они, несомненно, были родственными). В школе Каролина не изучат ни латыни, ни греческого, но потом, когда у нее образовалось уйма свободного времени, проштудировала основы античных языков, чтобы понимать хотя бы этимологию слов, уметь проследить их значения. Если поиграть буквами, в ее имени тоже было cor . Каро. Кора. Кор. Словно карканье воронов, что питаются мертвечиной. Если встать на колени на жесткий пол, что в этой церкви непременно означаю опуститься на холодную надгробную плиту (покойники, скорее всего, только радовались компании), и заглянуть в глаза зеленому человеку, то можно увидеть в них проблески первобытного безумия и…

— С вами все в порядке?

— Да, — ответила Каролина. — Думаю, да.

Мужчина предложил ей руку, потому что колени у нее затекли от стояния на полу, на мертвецах. Рука у него была мягкая и для положительно живого мужчины слишком холодная.

— Меня зовут Джон Бёртон, — произнес он (сердечно).

— Вы или очень молоды, — сказала Каролина, — или это признак того, что ко мне старость подступает. Ну, когда викарии и полицейские начинают казаться юнцами.

И викарий (Джон Бёртон) рассмеялся:

— Моя мать всегда говорит, что беспокоиться нужно, когда епископы начинают казаться молодыми.

Интересно, каково это — вписаться в мир, где матушка шутит про епископов и людей называют «Каро», подумала Каролина.

— Вы, должно быть, новый викарий.

На нем была сутана (или как там это называется?), так что не сказать чтобы Каролина попала пальцем в небо. Он оглядел свое облачение и уныло усмехнулся:

— Застукали меня на месте преступления, мэм.

Прозвучало это довольно забавно, потому что голос у него был этакий утомленный и аристократический. Джонатан сохранил (или, наоборот, развил) в голосе некоторую грубость, топорность, что добавляло ему серьезности и веса. «Типичный Хитклиф», — саркастически заметила ее подруга Джиллиан, потому что, ясное дело, он был богат и получил (очень) дорогое образование, а его мать говорила как сама королева.

— Я тоже знаю, кто вы, — сказал Джон Бёртон.

— Да что вы? — сказала Каролина и подумала, уж не флиртуют ли они, в самом деле.

А Джон Бёртон — преподобный Джон Бёртон — ответил:

— Конечно знаю, вы директор начальной школы.

И Каролина про себя чертыхнулась, потому что предпочитала, чтобы никто не знал, кто она такая. Никто.

Новое замужество не было частью ее плана. План заключался в том, чтобы похоронить себя в каком-нибудь городишке и творить добрые дела, как какая-нибудь квакерша восемнадцатого века или благородная дама времен королевы Виктории, одержимая филантропией. Она даже подумывала уехать за границу — в Индию или в Африку, — подобно миссионерам, работать на проекте по борьбе с неграмотностью среди женщин или отверженных, потому что она понимала, что значит быть отверженной.

Она уехала на север, думая, что север окажется грубым и индустриальным, хотя и сознавала, что эта картина у нее в голове — исключительно из романов; и да, жизнь там была грубая, постиндустриальная и куда более трудная, чем она себе представляла, — ничего общего с «Севером и Югом» или «В субботу вечером, в воскресенье утром». [38] «Север и Юг» — роман (1855) английской писательницы Элизабет Гаскелл (1810–1865) о контрасте между аристократическим югом и промышленным севером страны. « В субботу вечером, в воскресенье утром » роман (1958) британского писателя Алана Силлитоу (р. 1928) о бурной жизни молодого рабочего из Ноттингема; в 1961 г. экранизирован Карелом Рейшем. Первый, испытательный год она провела в Ливерпуле, потом пару лет работала в Олдеме и наконец обосновалась в Манчестере. Она была «учителем-ангелом», по сути, а не по должности ее профессией было спасать детей, выброшенных обществом, и она с курьерской скоростью перемещалась из одной городской геенны в другую; она обречена была рано или поздно стать директором какой-нибудь пропащей школы и повести ее вперед сквозь шторм и непогоду, как капитан — тонущий корабль. И это было хорошо и правильно, потому что она искупала свою вину, просто вместо того, чтобы уйти в монастырь ордена кающихся грешниц (а эта идея приходила ей в голову), она стала учительницей, что наверняка приносит больше пользы, чем затворничество и молитвы каждые четыре часа, хотя, кто знает, возможно, именно благодаря монахиням, денно и нощно возносящим молитвы, нас минует глобальная катастрофа — падение метеорита или, например, авария ядерного реактора.