Павел Астахов - Продюсер

— Обыск весь день в квартире идет, — продолжала жаловаться подозреваемая, — нет. Ничего не нашли. Нигде. Пистолета нет. Хорошо. Жду. Передаю.

Агушин принял телефон и задумался. Он уже почуял, что эта «железная леди» вряд ли пойдет на какую-либо сделку и будет помогать следствию. А теперь у нее появился еще и новый мощный козырь — адвокат Павлов, владеющий полной информацией о «пытках», «многочасовых обысках и допросах», «бредовых обвинениях» и мучениях несчастной вдовы.

«Зараза!» — мысленно ругнулся Агушин.

После того как этот Павлов представлял в Верховном суде Правительство и разгромил в этом процессе оппонентов-олигархов, устроивших ценовой сговор торговых сетей, его обоснованно побаивались и заслуженно уважали во всех госструктурах. Такие услуги не забываются. Вот и Агушину придется сначала побороться заочно с тем шлейфом, который тянется за этим нахальным успешным юристом, а затем уже подгадать момент, когда можно будет вдоволь потоптаться на его профрепутации.

Агушин приложил телефон к уху:

— Слушаю. Старший следователь по особо важным делам, госсоветник третьего класса Агушин, — по полному рангу представился Геннадий Дмитриевич.

Адвокат должен был знать, что генерал-майор юстиции — это серьезная величина. Их, «важняков», всего-то три десятка на всю страну. Проигрывать не приучены — недаром генеральские погоны носят.

— Здравствуйте, Геннадий Дмитриевич. Рад слышать, — послышался в трубке энергичный голос адвоката, — сочувствую вам. Президент не простит такой ошибки. Вы представляете резонанс, какой уже начался по стране? Вы уверены на сто процентов в том, что делаете? Если у вас есть хоть капля сомнения — отпускайте Медянскую. Немедленно!

Агушин приосанился.

— Да что вы все заладили! Немедленно, немедленно! Я — лицо процессуально самостоятельное. Нечего меня пугать Президентом. Он мне и сам звонил.

Но, если честно, попытка переломить едва начавшийся разговор при помощи Президента вышла какой-то неубедительной. И, похоже, многоопытный Павлов уловил тончайшую дрожь в интонациях голоса следователя.

— Ах, вон оно что! Тогда вы сами и расскажете Президенту о том, как арестовали вдову и мать несовершеннолетнего ребенка — сына убитого продюсера Шлица, — моментально отреагировал он и тут же начал добивать заочного оппонента: — Мало того, что не можете найти убийцу, так еще ребенка сиротой сделали. По первому заявлению скандального радиовладельца бежите арестовывать женщину?

Агушин возмущенно пыхнул, но парировать было нечем.

— Продолжайте, товарищ Агушин, в том же духе! — пожелал адвокат. — Встретимся у вас в кабинете через два часа.

Агушин открыл рот, чтобы ответить, да так и остался стоять с открытым ртом. Медянская ехидно ухмылялась.

— Почему вы мне не сказали ничего про ребенка? Я же не знал. А где он, кстати?

Агушин зашагал по кабинету. Он нервничал, так как чувствовал, что упустил какие-то важные подробности. Их знал адвокат, и он уже прошел КПП и поднимался где-то внутри огромного здания следственного комитета.

— А я разве обязана кричать на каждом углу, что у нас со Шлицем есть ребенок? Не думаю… — Медянская, несмотря на вывешенную огромную табличку «Не курить!», без остановки дымила, втягивая в себя сигарету за сигаретой.

— Нет, конечно, это ваше личное дело. Но следствие…

— Мне до вашего следствия нет никакого дела! Даже если вы найдете убийцу, мужа мне не вернуть. — Виктория потушила сигаретку и прикурила следующую.

Агушин повел ноздрями и тоскливо вдохнул табачный дым.

— Виктория Станиславовна, мы стараемся.

— Стараетесь? Вы что, издеваетесь надо мной? Старается он! Я сижу у вас под арестом! Убийца на свободе. Вы проверяете какого-то урода, написавшего полный бред! С ума посходили! — Виктория бросила сигарету, зябко поежилась и закуталась в огромную черную шаль.

В дверь постучали — громко и настойчиво, и тут же вместе с обрывками протестов секретарши в кабинет вошел Павлов.

— Геннадий Дмитриевич, что же у вас такая помощница активная? Не пробиться до вашего тела. Здравствуйте еще раз. Виктория Станиславовна, как вы?

— Нормально. Устала только очень. Время потеряла. — Медянская вздохнула, снова поежилась и натянула шаль сильнее.

Павлов по-хозяйски оглядел кабинет.

— Так. Нам надо переговорить с моей клиенткой. Господин следователь, прошу вас предоставить нам такую возможность.

— А нельзя ли сперва допрос, а потом разговор? Может, он вам вообще не понадобится? — не уступал следователь.

— Нет! Нельзя. Мне необходимо поговорить именно сейчас, — нажимал Павлов.

Адвокат знал, что в следственном комитете пытались культивировать процессуальный педантизм, а не давать свидания с защитником было противозаконно. Медянская из-под челки угрюмо глянула на Агушина и вдруг поняла, что тот сдался. Вот он молча убрал документы со стола в сейф, закрыл сейф на ключ, подхватил какую-то папку, кивнул — как на прощание:

— Общайтесь. Закончите — позовите секретаря. Она меня найдет, — и вышел.

Павлов дождался, когда захлопнется дверь, и тут же приложил палец к губам. Прошептал:

— Тихо! Нас слушают! — Тут же поднялся со стула и подошел к ней вплотную. Наклонился и зашептал на ухо, вдыхая аромат выкуренных сигарет, смешанный с остатками дорогого французского парфюма: — Не волнуйтесь. У них ничего нет. Главное — все отрицайте. Нам надо часок продержаться. Хорошо?

Виктория потянула его за рукав, и теперь настала ее очередь вдыхать какой-то необычный пряно-хвойный аромат.

— Я не знаю, куда дела пистолет. Потеряла где-то. А что делать с заявлением этого хмыря Ротмана? Он же меня топит! Что делать, Павлов?

— Спокойней! Не волнуйтесь. Никакого заявления не будет. Пистолет найдется. Просто расслабьтесь и не говорите ничего конкретного. Вас не было у Ротмана. Пистолет вы сдали, как положено, в органы МВД.

— Но я же ничего… — начала было Виктория, но Павлов приложил палец к губам. Посмотрел на часы:

— Время, Виктория. Надо заканчивать, а то, не дай бог, задержат до утра. Нам это ни к чему. Зовем?

— Угу! — кивнула Вика.

Ей вдруг стало очень спокойно. От адвоката прямо исходили уверенность и спокойствие. Она откинулась на неудобном кресле и снова закурила. Павлов поморщился — не любил табачного дыма, — но открыл дверь и позвал секретаря:

— Девушка, мы готовы! Передайте Геннадию Дмитриевичу.

Не прошло и двух минут, как на пороге появился хозяин. Видимо, был совсем рядом и явно торопился начать допрос. Быстро сел, защелкал компьютерной клавиатурой и объявил:

— Виктория Станиславовна, перед началом допроса сообщаю, что ко мне поступило заявление от гражданина Ротмана. Он обвиняет вас в том, что вы угрожали ему убийством. Размахивали пистолетом. Требовали деньги. Получили какую-то расписку. Вот об этом я и хотел бы с вами побеседовать, Виктория Станиславовна. В присутствии адвоката. Вам ясно?