Павел Астахов - Продюсер

Фрост вдруг ясно понял, что значит и эта прямая широкая улыбка Павлова, и эта ответная чуть смущенная улыбка Айи, и прикусил губу. Его от Артема отделяло всего одно место, и прямо сейчас этот стул пустовал, а их никто не разделял.

— Бедная девочка, — демонстративно не глядя на Айю, проронил Фрост.

Повисла короткая пауза, но Фрост уже чуял: его эмоциональный посыл до адвоката дошел.

— Вы о ком, Корней Львович?

— Ну, так о Киссочке, конечно. Она, я так вижу, еще и не понимает ничего…

Адвокат так и замер с вилкой в руках.

— Не понимает — чего? О чем вы?

Фрост невесело рассмеялся:

— Не понимает, за что ей будут выписаны премиальные в размере двадцати тысяч евро.

Адвокат окаменел. Он был взрослый мальчик, многое повидал.

— Вы это серьезно, Корней?

Фрост деловито отправил в рот кусок лангуста.

— Куда уж серьезнее. Все деньги через меня проходили. Митя-то в больнице, так что я и контракты готовил, и условия согласовывал… но… сами понимаете, не все условия пишутся на бумаге, и не все условия говорятся заранее…

Адвокат заиграл желваками.

— То есть вы ей не сказали.

— А зачем? И потом… против Алима ей все равно не устоять. Там такая харизма! Хо-хо! Через трое суток он для нее станет главным мужчиной жизни. Ну и деньги для девушки не лишние…

Артем начал привставать, и глаза у него были…

— Вы ей не сказали…

Фрост повернулся прямо к нему — глаза в глаза — и сделал это знаменитое отмороженное выражение лица, за которое и получил прозвище Холодильник.

— Не сказал о чем?

И Павлов ударился взглядом об этот лед абсолютного цинизма и осел на стул. Никто не выдерживал этого особого замороженного взгляда, говорящего, что здесь разговаривать попросту не с кем.

Фрост взял салфетку и вытер чуть забрызганные соком лангуста руки. Дело было сделано. Каким бы удовлетворенным ни вернулся за стол Алим и каким бы удачным ни был сказанный Павловым только что тост, черная искра пробежит. Потому что настроение у Павлова теперь не просто сбито, оно разворочено, как бывает разворочен грузовик угодившим в него фугасным снарядом.

Теперь адвокат в принципе не мог скрыть своего расположения духа от Алима, но как только он это сделает, — Фрост ядовито усмехнулся, — все сложившиеся между ними эмоциональные связи будут мгновенно разорваны.

«Вдребезги!»

И миллиардное наследство Шлица останется беззащитным и перетечет ровно туда, куда ему и положено перетечь.

Когда целомудренно отошедший в сторону для разговора с Кремлем Алим вернулся за стол, его лицо сияло.

— Как ты сказал, Артем… — прищурился он, — не потакать страстям, держать слово и…

— Быть хорошим человеком, — подсказали рядом.

Артем попытался сосредоточиться, но… здесь не помогала даже йога!

Дыхание не подчинялось, впрочем, как и все тело вообще — оно теперь подрагивало и, повинуясь генетической памяти тысяч поколений предков, похоже, готовилось к смертельной схватке с невероятно опасным противником. Это был финал всему, ибо, что бы адвокат Павлов сейчас ни сказал и ни сделал, на этом будет стоять дымящийся отпечаток его реальных чувств.

«Жаль, так и не приложился к алимджановскому коньяку!»

— …нет слов, чтобы передать, как я благодарен… вам всем… — как издалека, доносился голос Алима, — тебе, Артем, особенно. Ты ведь угадал. Угадал самое главное. Попал в самую сердцевину…

Павлов молча ждал. Он просто обязан был успеть взять себя в руки до конца спича!

— У одного из восточных народов есть хороший обычай, — продолжал счастливый хозяин, — и я сейчас поступлю в полном согласии с ним.

Артем просканировал свое состояние… и понял, что не успевает взять ни тело, ни эмоции под абсолютный контроль. Просто не успевает.

— Проси, что хочешь, Артем! Все, на что бы ни упал твой взгляд, станет твоим!

Артем поднял глаза, ткнулся взглядом в Айю Кисс и уже не смог отвести его.

Наступила такая тишина, словно все они провалились туда, где ничего и никогда не происходит. Молчал стоящий в совершенном сердечном коллапсе Артем. Молчала уже видящая его чувства Айя. Молчали гости — все до единого. А главное, молчал все уже прекрасно чувствующий и понимающий хозяин дома.

— Я бы хотел слушать пение этой дивной птицы всю свою жизнь, — произнес Артем еле слышно.

Но его услышали — весь зал.

— Но как я попрошу у тебя, Алим, то, что не может принадлежать мне на правах подарка? Даже твоего…

Тишина стояла гробовая.

— И у кого мне просить того, чем распоряжаются лишь Всевышний… и сама женщина?

Дамы завздыхали и потянулись к салфеткам. Мужчины чувствовали себя напряженно и старались ни на хозяина дома, ни на лучшего в мире адвоката не смотреть… И только хозяин дома остался верен себе, то есть на коне.

— Ай, молодец, — прищурился Алим так, что не стало видно глаз, и, как бы приглашая всех гостей в свидетели, широко развел руками в стороны, — вот хитрый! Выбрал единственное, на что у меня нет прав!

Гости — не все — осторожно засмеялись.

— А главное, он же сказал, что я не поддаюсь страстям, держу слово и вообще хороший человек! И я, старый дурак, все до единого слова ему подтвердил!

Гости рассмеялись уже смелей.

— Ну, что ж, придется слово держать, — подвел итог Алим, — и хотя я не Всевышний, пение этой дивной птицы — в строгом соответствии с заключенным с ней контрактом — я тебе подарить могу и дарю. Верно, Корней Львович, это ведь ты контракт заключал?

Артем обмер. Алим идентифицировал виновника напряжения вокруг невероятно точно. А Фрост тем временем тяжело поднялся и так же тяжело кивнул:

— Совершенно верно, Алимджан Джабраилович. До восьми утра завтрашнего дня Айя обязалась петь.

Алим закивал — медленно, многозначительно.

— Ну что, Артем, владей! Главное… — он снова оглядел гостей, как бы приглашая их в свидетели, что все сделано по чести, — главное, контракта найма этой ночью не нарушай!

Гости захохотали — громоподобно, почти истерично. Здесь почти не было никого, кто бы не понимал, мимо какой пропасти только что пронесло двух молодых людей.

С этого мгновения в сердце Артема поселилась тревога. Нет, он отчетливо видел самое главное: Алим вычислил участие Фроста в происшедшем, а значит, никаких сепаратных сговоров между ним и парочкой Ротман-Фрост не будет. Теперь у Артема появлялся внятный шанс выиграть дело по закону. Подставив Артема, Корней лишился и надежды на соучастие Алимджана, и возможной поддержки Кремля.

Артем об этом и мечтал, просто потому, что драка по формуле «один с томиком законов РФ против двух с битами», каковую ему навязывали, была многократно лучше, чем драка «один против тех же двух плюс дорожный каток».