Дуглас Престон - Гора Дракона

По мере того как он читал дальше, научные заметки все чаще перемежались разговорами со Скоупсом, рассуждениями личного характера и даже описаниями снов.

«20 мая

Прошлой ночью мне приснилось, что я заблудился в пустыне. Я шел в сторону гор, и они становились все более и более темными. Затем возникла яркая вспышка, подобная второму рассвету, и огромное грибовидное облако поднялось за горной грядой. Я знал, что наблюдаю за взрывом «Тринити». Я видел, как ударная волна устремилась в мою сторону, а потом проснулся».

— Проклятье, — пробормотал Карсон, — если он записывал сюда такие вещи, зачем ему понадобился еще один дневник?

— Давай читать дальше, — предложила ассистентка.

Он снова начал просматривать записи Барта.

«2 июня

Когда я встряхнул утром свои туфли, на пол выпал маленький скорпион и в ужасе заметался по комнате. Я пожалел его и вынес наружу…»

— Дальше, дальше, — нетерпеливо повторяла де Вака.

Карсон переворачивал страницы. Между таблицами и описаниями экспериментов начали появляться стихи. Наконец безумие Барта стало очевидным. Теперь дневник состоял из смеси непонятных образов, кошмаров и бессмысленных фраз. Затем последовал последний ужасающий разговор со Скоупсом; апокалиптическая мания; они добрались до конца файла.

Карсон и де Вака переглянулись.

— Здесь ничего нет, — сказал ученый.

— Мы не мыслим как он, — возразила ассистентка. — Если бы ты был Бартом и захотел оставить подсказку в своих записях, как бы ты поступил?

Карсон пожал плечами.

— Я бы не стал делать ничего подобного.

— А ты попытайся представить, что стал бы. Тис был прав: намеренно или подсознательно, но это свойственно природе человека. Прежде всего ты должен учитывать, что все твои заметки прочитает Скоупс?

— Да.

— А что он смотреть не стал бы?

Ученый задумался.

— Стихи, — сказали они одновременно.

Они вернулись к тому месту в дневнике, где стихотворения появились в первый раз, и вновь принялись читать. Почти вся поэзия была посвящена научным понятиям: структура ДНК, кварки и глюоны, Большой взрыв и теория струн.

— Ты обратила внимание, что стихотворения появляются в тот момент, когда записи в дневнике становятся короче? — спросил Карсон.

— Никогда никто прежде не писал таких стихов, — ответила де Вака. — Они по-своему красивы.

И она прочитала вслух:

— Я не поняла, — призналась де Вака.

— Эм восемьдесят два — очень странная галактика в созвездии Девы. Она взорвалась, и произошла аннигиляция десяти миллиардов звезд.

— Любопытно, но я не думаю, что здесь мы найдем то, что нас интересует, — сказала де Вака.

Они стали читать следующее стихотворение.

— Красиво, — заметила де Вака. — И что-то в этом есть знакомое. Интересно, что это за черный дом?

Ученый оторвался от экрана.

— Кин Клижини, — вспомнил он. — На языке апачей «черный дом». Он пишет о развалинах к югу от нас.

— Ты знаешь язык апачей? — спросила де Вака, с любопытством глядя на Карсона.

— На нашем ранчо работало много апачей, — ответил ученый. — Я кое-чему у них научился, когда был мальчишкой.

Они еще раз перечитали стихотворение.

— Проклятье, я ничего не нахожу, — проворчал Карсон.

— Подожди. — Женщина подняла руку. — Великая кива — название подземного храма индейцев анасази. В центре кивы находится отверстие, которое называется сипапу и соединяет этот мир с духом подземного мира. Они называют тот мир Четвертым. А мы живем в Пятом.

— Я это знаю, — сказал Карсон, — но все равно не вижу никакой подсказки.

— Прочитай стихотворение еще раз. Если кива заполнена песком, как можно открыть сипапу?

Карсон посмотрел на нее.

— Ты права.

— Наконец-то, cabron, ты научился говорить правду, — улыбнулась его ассистентка.

Они решили взять лошадей, чтобы успеть вернуться к вечерней тренировке по технике безопасности. Солнце находилось в зените, наступило самое жаркое время дня.

Карсон наблюдал, как де Вака уверенно кладет седло на спину аппалузы — лошади с коротким хвостом.

— Я вижу, ты умеешь ездить верхом, — заметил он.

— Точно, умею, — усмехнулась ассистентка, застегивая подпругу и пристраивая на место флягу. — А ты думал, что у англосаксов на это монополия? Когда я была маленькой, мне подарили коня по имени Варвар. Он был берберской породы — именно таких использовали испанские конкистадоры.

— Мне их не доводилось видеть, — признался Карсон.

— Это лучшая лошадь пустыни. Маленькая, коренастая и выносливая. Мой отец брал коней из старинного испанского стада на ранчо Ромеро. Эту породу никогда не скрещивали с английскими лошадьми. Старый Ромеро говорил, что он и его предки всегда убивали паршивых жеребцов гринго, если они пытались подобраться к их кобылам.

Она рассмеялась и легко вскочила в седло.

Карсону понравилась ее уверенная грациозная посадка. Он оседлал Роско, они направились к воротам, набрали код и поехали в сторону Кин Клижини. Им предстояло преодолеть около двух миль. Древние развалины высились на горизонте — среди каменных обломков виднелись две стены.

Де Вака откинула голову назад и тряхнула волосами.

— Несмотря на трагические события, которые здесь происходят, я не устаю восхищаться красотой этого места, — сказала она.

Карсон кивнул.

— Когда мне исполнилось шестнадцать, я провел лето на ранчо на севере Хорнада, в Даймонд-Баре, — сказал он.

— Правда? Там такая же пустыня, как здесь?

— Очень похоже. По мере того как ты продвигаешься на север, горы Фра-Кристобаль образуют арку. Дождевая тень [66] Дождевая тень — регион с относительно низким количеством атмосферных осадков по сравнению с окружающей местностью, находящийся на подветренной стороне горного хребта или другого географического объекта, который задерживает продвижение дождевых облаков, как бы отбрасывая «сухую тень». с гор попадает туда, и вокруг становится немного зеленее.