Дин Кунц - Ложная память

В Скоттсдэйле, штат Аризона, стоит особняк в стиле Палладио, в котором жила изящная молодая наследница по имени Майнетт Лэкленд. Она вдребезги разбила молотком череп своей матери, а вскоре после этого выстрелом в затылок убила отца, когда тот смотрел по телевизору старый кинофильм и ел песочный пирог. Потом она спрыгнула с галереи второго этажа, пролетела восемнадцать футов и напоролась на копье, находившееся в руках Дианы, богини луны и охоты, которая стоит на красивом постаменте в центре ротонды входа. Предсмертная записка, бесспорно написанная аккуратным почерком Майнетт, утверждала, что она с детства подвергалась сексуальным посягательствам со стороны обоих родителей — возмутительная клевета, которую ей внушил доктор Ариман. Пятна крови, как красные лепестки, усеивали белый мраморный пол у бронзовых ног Дианы.

И вот теперь Сьюзен Джэггер, стоявшая полуобнаженной в темной кухне — в зеленых глазах отражается слабый зеленый отсвет цифровых часов духовки, — была даже еще прекраснее, чем некогда Майнетт. Но хотя ее лицо и фигура вполне могли стать предметом мечтаний, от которых любой эротоманьяк весь покрылся бы липким потом, Ариман был возбужден не столько ее внешностью, сколько знанием того, что в ее гибких конечностях и податливом теле скрывался смертоносный потенциал, ничуть не меньший, чем тот, что был выпущен на свободу в Скоттсдэйле так много лет назад.

Под большим пальцем доктора ровно и сильно пульсировала ее правая сонная артерия. Пятьдесят шесть ударов в минуту.

Она не боялась. Она спокойно ожидала, пока ее используют, как если бы была бессмысленным орудием — или, точнее, игрушкой.

Произнеся имя-код Бен Марко и прочитав хокку, представлявшую собой еще один код, Ариман перевел ее в измененное состояние сознания. Обыватель назвал бы его гипнотическим трансом, каковым оно в значительной степени было. Психолог-клиницист диагностировал бы его как фугу, что было ближе к истине.

Хотя ни тот, ни другой термин не был в данном случае достаточно точным.

После того как Ариман прочитал хокку, индивидуальность Сьюзен оказалась глубже и тверже подавлена, чем если бы она была загипнотизирована. В этом специфическом состоянии она в любом смысле не была больше Сьюзен Джэггер, а стала никем, механизмом из живой плоти. Ее сознание можно было сравнить с заново отформатированным жестким диском компьютера, готовым принять любое программное обеспечение, которое Ариман пожелает установить.

Если бы она пребывала в классическом состоянии фуги, которое является серьезным проявлением распада личности, то вела бы себя почти как обычно, было возможно лишь возникновение более или менее значительных проявлений эксцентричности поведения, но при этом в ней не было бы той полной отрешенности, какую она сейчас проявляла.

— Сьюзен, — сказал он, — ты знаешь, кто я?

— Я знаю? — переспросила она. Ее голос прозвучал слабо, как бы издалека.

В этом состоянии она не могла ответить ни на один вопрос и, прежде чем что-то сказать, должна была дожидаться подсказки: что он хотел услышать, какой поступок она должна была совершить и даже что она должна при этом чувствовать.

— Сьюзен, я твой психиатр?

Несмотря на темноту, он угадал выражение замешательства на ее лице.

— Вы?

До освобождения от этого состояния она сможет отвечать только на команды.

— Скажи мне, как тебя зовут, — потребовал он.

Получив прямую инструкцию, она могла свободно использовать любое знание, имевшееся в ее мозгу.

— Сьюзен Джэггер.

— Скажи мне, кто я?

— Доктор Ариман.

— Я твой психиатр?

— Вы?

— Назови мне мою профессию.

— Вы психиатр.

Создать это состояние «больше-чем-транс-и-не-совсем-фуга» было совсем нелегко. Чтобы превратить молодую женщину в эту податливую игрушку, потребовалось много напряженной работы и профессиональных знаний.

Восемнадцать месяцев тому назад, еще, конечно, не будучи ее психиатром, Ариман тщательно организовал три случая, во время которых угостил ее мощной смесью наркотиков. Это были рогипнол, фенциклидин, валиум и еще одно изумительное средство, не внесенное в официальные фармакопеи. Рецепт был его собственный, и он лично составлял каждую дозу из запасов, находившихся в его частной и совершенно незаконной аптеке, потому что для достижения требуемого эффекта необходимо было точно выдержать пропорции всех компонентов.

Сами наркотики не могли привести Сьюзен в ее нынешнее состояние бессмысленного повиновения, но после каждой дозы она теряла способность здраво рассуждать, оценивать ситуацию и становилась вполне покорной. И в то время, когда она пребывала в этом поверхностном наркозе, Ариман получал возможность обойти ее сознательную сферу, где осуществлялось целенаправленное мышление, и говорить с ее глубоким подсознанием, где располагались безусловные рефлексы и где он не мог встретить никакого сопротивления.

То, что он сделал в течение эти трех продолжительных сеансов, могло бы соблазнить корреспондентов бульварных газет и авторов шпионских романов использовать термин «промывание мозгов». На самом деле в двадцатом веке ничего подобного этому не существовало. Он не сокрушал структуру ее сознания с целью воссоздать его в новой архитектуре. Этот подход, который когда-то пользовался такой любовью советского, китайского и северокорейского правительств, был слишком амбициозным, требовал долгих месяцев круглосуточной работы с объектом в тоскливой тюремной обстановке, проведения бесчисленного количества утомительных психологических пыток, не говоря уже о необходимости терпеть раздражающие крики и трусливые мольбы негодяев. Коэффициент умственного развития доктора Аримана был очень высок, а вот порог скуки — очень низок. Кроме того, статистика утверждала, что успех при использовании традиционных методов промывания мозгов достигался довольно редко, что само по себе не вдохновляло, да и степень контроля умственной деятельности подопытных была весьма невысока.

Доктор скорее внедрялся в область подсознания Сьюзен, так сказать, в подвал, где создал новое помещение, потайную часовню, о которой ее сознание действительно не имело никакого понятия. Там она должна была поклоняться одному-единственному божеству, забывая обо всех остальных, и этим божеством был он сам, Марк Ариман. Он был жестоким божеством из дохристианского пантеона, отрицающим любую свободу воли, нетерпимым к малейшему проявлению неповиновения, беспощадным к отступникам.

После он уже никогда не вводил ей наркотики. В этом не было никакой необходимости. В ходе тех трех предварительных сеансов он создал механизм управления ее существом, который состоял из звучания имени Марко и строк хокку. Эти десять слов мгновенно подавляли индивидуальность Сьюзен и заставляли ее подчиняться тем самым глубинным слоям души, которые некогда подверглись изменению под воздействием химикатов.