Полина Дашкова - Место под солнцем

— Я такие в жизни не носила, к тому же он размера на два больше… — Катя встала, открыла шкаф под раковиной, бросила находку в помойное ведро и отправилась в ванную, мыть руки.

— На тебе халат Глеба, — прошептала Жанночка ей вслед.

— Крестовская! Выйди из класса! И чтобы завтра с родителями!

— А в чем дело? — Маргоша смерила учительницу математики надменным насмешливым взглядом.

— Вон, я сказала! — Голос учительницы сорвался до визга.

Маргоша повела плечами, не спеша поднялась и очень медленно, плавной походкой манекенщицы направилась к двери. Класс молчал. Математичка провожала худенькую длинноногую девочку в слишком короткой форме, со слишком красивыми огненно-рыжими волосами ненавидящим взглядом.

Маргоша небрежно толкнула дверь ногой. Она старалась ничего не задеть руками. Тонкие пальцы были напряженно растопырены. На длинных ногтях еще не высох свежий бледно-розовый лак. Остановившись в проеме двери, она оглянулась, сверкнула яркой зеленью глаз и громко, нараспев произнесла:

— «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Пушкин. «Евгений Онегин».

Соседка по парте Оля Гуськова, опомнившись, быстро завинтила бутылочку дешевого польского лака, спрятала в карман своего черного фартука. Сама она ногтей никогда не красила и об их красе не думала. Она знала, что Маргоша стащила лак у своей матери. Если сейчас математичка отнимет бутылочку, то Маргоше потом ужасно попадет. А так — она потихоньку положит на место, и все обойдется. Маргошина мать ничего не узнает. А в школу придет отец. Он тихий и Маргошу никогда не ругает.

Дверь сильно хлопнула. Маргоша изящно лягнула ее ногой снаружи. Математичка про лак забыла. Несколько секунд она стояла с открытым ртом. Лицо ее медленно багровело. Она забыла не только про лак, но и про урок, про класс, который замер и жадно ждал, что будет дальше.

А дальше учительница бросилась вслед за четырнадцатилетней нахалкой, догнала ее, схватила за бретельку фартука и потащила к директору. Дешевая рыхлая ткань треснула, бретелька с мясом оторвалась от пояска. — Интересно, кто будет платить за испорченную школьную форму? — задумчиво, как бы размышляя вслух, произнесла Маргоша.

Директор, молодой, но уже лысеющий мужчина, долго успокаивал пыхтящую учительницу, налил воды из графина. Она пила жадно, и золотые зубы постукивали о тонкий край стакана.

Директор был человеком новой формации, в школу пришел недавно, долго задерживаться не собирался. Он не одобрял старые варварские методы воспитания и постоянно конфликтовал с учительским коллективом.

— Она ведет себя вызывающе! — кричала шестидесятилетняя математичка. — Она срывает уроки! Красит ногти не стесняясь, когда я объясняю новый материал! Она красит ресницы в четырнадцать лет! Она развращает других!

— Ресницы я не крашу. У меня они от природы такие, — спокойно произнесла Маргоша, — и никого я не развращаю. Просто вы, Зинаида Дмитриевна, плохо относитесь к девочкам. Особенно к красивым. Да, нехорошо красить ногти на уроке. В этом я с вами согласна, вину свою признаю полностью. Извините. Но в остальном вы не правы.

— Замолчи, дрянь такая! Выйди вон! — Учительница крикнула так громко, что сорвала голос, хрипло закашлялась.

— Да, Крестовская, — поморщился директор, — выйди и подожди в коридоре.

— Таких надо гнать из школы! — сипло зашептала учительница, когда за девочкой закрылась дверь. — Совсем распустились! Озверели! Никакого уважения.

— Ну, уважение надо заслужить, — медленно проговорил директор, — и нельзя так кричать на детей. Да, девочка ведет себя несколько вызывающе, но вы сами провоцируете, унижаете ее. У них сейчас сложный переходный возраст, нельзя об этом забывать. Вам, кстати, сколько до пенсии осталось?

Учительница опять покраснела, потом побледнела. Ей нисколько не осталось до пенсии, уже пора было. А на пенсию разве проживешь? И школа эта в двух шагах от дома. О Господи, что за времена!

Времена действительно наступили странные, непонятные. Шел 1988 год. Двум девочкам, Маргарите Крестовской и Ольге Гуськовой было по четырнадцать лет. С первого класса они сидели за одной партой.

Дотошвили Нодар Ираклиевич по повестке в прокуратуру не явился. Все его телефоны упорно молчали. В квартире было пусто.

— Что же он самого себя гробит? — Следователь Евгений Николаевич Чернов тяжело вздохнул и взглянул на часы. Свидетельница Рыкова Елена Федоровна, то бишь стриптизерка Ляля, должна была явиться на допрос через десять минут.

— Ну что, Князя в розыск объявляем? — спросил майор Кузьменко. — Или погодим пока?

— Пожалуй, погодим. Посмотрим, что Ляля скажет.

Ляля явилась минута в минуту. На ней был строгий костюм, прямая юбка до колен, пиджак. И косметики в меру, и волосы скромно зачесаны назад, собраны в хвост. В общем, серьезная деловая дама. Никаких излишеств, ни капли кокетства.

— Когда в последний раз вы видели Нодара Дотошвили? — спросил Чернов.

— Два дня назад, — лаконично и честно ответила Ляля.

— Где и при каких обстоятельствах?

— У меня дома.

— Он был с вами всю ночь?

— Точно сказать не могу. Я спала очень крепко.

Ляля совершенно не волновалась. Она отвечала на вопросы спокойно и уверенно, словно отличница, готовая к экзамену. Но при этом старалась говорить как можно меньше. Опасалась ляпнуть лишнее.

— В котором часу вы легли спать?

— Около одиннадцати.

— Дотошвили был с вами?

— Да.

— А утром?

— Я проснулась в половине десятого. Нодара уже не было.

— Значит, в последний раз вы видели гражданина Дотошвили в одиннадцать вечера?

— Да.

— И ручаться за то, что он оставался в вашей квартире всю ночь, вы не можете?

— Нет.

— То есть Дотошвили мог покинуть вашу квартиру в любое время после одиннадцати вечера, и вы ничего не заметили, не услышали?

— Я очень крепко сплю. Можно десять раз уйти и вернуться, я не услышу, — сказала Ляля, спокойно и внимательно глядя следователю Чернову в глаза.

— Дотошвили играл в казино?

— Да.

— И как, везло ему в игре?

— Ну, не знаю, как всем… То везло, то нет.

— Он проигрывал большие суммы?

— Не знаю. Мне он об этом не докладывал.

— Хорошо, — кивнул Чернов, — вы достаточно близко знакомы с Дотошвили. Как вам кажется, он азартный человек?

— Как все, — ответила Ляля, продолжая глядеть Чернову в глаза.

— Что значит — как все? Есть люди, которые вообще не играют в азартные игры, а есть такие, которые жить без этого не могут. Некоторые приходят в казино, долго не играют, наблюдают со стороны, а потом заводятся постепенно и просаживают целые состояния. Вы читали роман Достоевского «Игрок»?

— Достоевского? — удивленно переспросила Ляля. — А при чем здесь Достоевский?