Полина Дашкова - Приз

— Погодите, Всеволод Сергеевич, насколько мне известно, если вы кем-то интересуетесь всерьез, вам довольно скоро удается узнать о человеке все. Почему же Приз до сих пор остается для вас загадкой?

— Потому, что никто не понимает, зачем мне это понадобилось. УГП — это не только я. Мои сотрудники — не куклы, не винтики. В моей структуре нет слепого беспрекословного подчинения. У меня не гестапо и не мафия. Самое забавное, что, когда я пытаюсь говорить с людьми из моего аппарата о Призе, они все скептически хмыкают. Приз — это несерьезно. Им кажется, я просто ревную к нему своего внука и, вообще, завидую его молодости и популярности. Я надеялся на историю с мемуарами, с убийством Драконова. Я с самого начала почти не сомневался, что это заказ Вовы Приза.

— Зачем убивать старика? Чем мешали мемуары? Тем более мемуары, которых нет?

— Я не уверен, что их нет. Но дело не только в них. С вашим драгоценным Рейчем Приза познакомил именно старик Драконов, сам не ведая, что натворил.

— О, да, — усмехнулся Григорьев, — Вова купил у Генриха магический перстень Отто Штрауса, надел на пальчик и стал всесильным.

— Перестаньте, — Кумарин поморщился, — перстень — ерунда, побрякушка. Тем более он его уже не носит. Дело совсем в другом. У Рейча Вова встретился с Рики, через него вышел на неонацистов. У них денег мало, зато есть связи. Что из этого получилось, мы с вами видели на кассете. Приз ищет денег. Не сегодня-завтра кто-то вложит в него пару-тройку миллионов. Не важно, кто именно. Саудовцы, американцы, наши богатые политизированные болваны. Кстати, знаете, сейчас среди богатых людей в России очень модно покупать всяких экзотических животных — крокодилов, бегемотов, черных свиней минипигов и держать их дома вместо банальных собак и кошек. Почему не завести кальмара? У него такие отпадные щупальца с присосками. Он та-акой прикольный, блин! Смотрите, как он лихо раскрутился за какие-то пятьсот тысяч. Что будет дальше?

— Да погодите вы, Всеволод Сергеевич, со своими блинами и кальмарами, — рассердился Григорьев, — я все понимаю, кроме одного: зачем было убивать Драконова? Ну познакомил, и что?

— А то, что мог потом болтать об этом в разных эфирах и в интервью. Драконов был любопытен, всюду совал свой нос, и болтлив до безобразия.

— На Рики не написано, что он неонацист, состоит в обществе «Врил» и тем более, что через него можно выйти на террористов. Я, например, узнал об этом только сегодня, — сказал Григорьев, — почему вы думаете, что об этом мог узнать Драконов?

— А почему вы думаете, что он не мог об этом узнать? Вы поймите, Драконов в последние годы пользовался любым информационным поводом, чтобы появиться в эфире или в какой-нибудь газетенке. Я вас уверяю: и во Франкфурте — Рики, и потом, в Москве — Вове он задал много неприятных вопросов. Франкфуртские контакты Приза должны быть герметичны. Драконов представлял потенциальную опасность. Не сегодня, гак завтра или через год, он мог стать косвенным источником информации о тех связях Приза, о которых никто не должен знать. Так не лучше ли сразу заткнуть писателя? Впрочем, я сам не был уверен, что это работа Приза. Я нарочно не лез в расследование, наблюдал. Следствие вели нехилые люди Лиховцева Зинаида Ивановна, железная тетка, лучший следователь прокуратуры. Ваш знакомый, майор Арсеньев. Мне было интересно, что они нароют. Так вот. Там тупик. Формально все чисто. Наркоман, рецидивист, ударил писателя по голове дубиной. Хотел ограбить. Улики, мотив, личность преступника, все о'кей. Правда, наркоман никак не признавался, тянул время. Но сегодня ночью он повесился в камере, оставил записку «Я виноват, мама, прости».

Вошла Клер, как всегда бесшумно. Кумарин и Григорьев не сразу заметили ее, и оба вздрогнули, когда она тактично кашлянула.

— Мольтке беседовал с каким-то человеком, плавая в море. Они заплыли за буйки, довольно далеко Простите, месье, боюсь, у меня плохая новость.

— Что? — хором крикнули Кумарин и Григорьев. Клер улыбнулась, на этот раз мягко, открыто.

— Нет-нет, месье, совсем не то, что вы думаете Просто беседа была короткой, зафиксировать ее не удалось. Человека, с которым он беседовал, наши агенты, к сожалению, упустили. А с Мольтке все в порядке Он вылез на берег, съел порцию мороженого. Сейчас он на такси направляется в госпиталь Святой Терезы, навестить своего больного друга. Кстати, что касается здоровья месье Рейча, там все значительно лучше, чем казалось в начале Необходимости в операции нет.

— О человеке, с которым беседовал Мольтке, нет вообще никакой информации? — спросил Кумарин.

— Молодой мужчина спортивного телосложения. Короткая стрижка, темные волосы. Отлично плавает. Не исключено, что беседа в море носила случайный, незапланированный характер и никакого практического значения не имеет

— Сергей Павлович, вы можете пойти погулять, — сказала Дмитриеву медсестра Надя. Старик ей надоел. Он крутился под ногами, пытался помочь, без конца предлагал чаю или кофе. Василиса сидела в ванной на табуретке, в тюрбане из полотенца. Надя только что очень ловко вымыла ей голову и теперь занялась ее руками.

— Колечко у тебя какое интересное, — сказала она и как бы нечаянно царапнула ногтем ожоговый пузырь.

Василиса сморщилась от боли.

— Мужской перстенек, да? — продолжала Надя, не отпуская ее руку. — Подарил кто-нибудь? Или нашла?

— Надя, в аптеке надо что-нибудь купить? — спросил Дмитриев из прихожей.

— Да вроде все есть у вас! — крикнула в ответ Надя и добавила совсем тихо, обращаясь к Василисе: — Молчать долго собираешься?

Дмитриев появился на пороге, уже в уличных ботинках и в линялой джинсовой кепочке.

— Точно, ничего не надо? — он переводил взгляд с Нади на Василису и вдруг нахмурился. — Что с тобой, Васюша?

У нее были испуганные глаза.

— Да нормально все, Сергей Павлович. Не переживайте. Идите, воздухом подышите, — добродушно улыбнулась Надя.

Он подошел к внучке, поцеловал ее в щеку

— Я скоро вернусь, Васенька.

«Дед, не уходи, не оставляй меня с ней!»

Надя отпустила ее руку и принялась размешивать фурацилин в большой кружке. Дед еще раз поцеловал Василису и ушел. Хлопнула дверь. Василиса вздрогнула. Еще несколько секунд она видела перед собой зеркало, раковину, стакан с зубными щетками и мыльницу на стеклянной полке. В зеркале плавало ее собственное лицо, маленькое, бледное, рядом большое розовое лицо медсестры, но сквозь эту реальность опять неотвратимо и ясно просвечивала другая, чужая.

Все грохотало и рушилось. Первую половину дня 20 апреля 1945 года английская авиация непрерывно бомбила центр Берлина. Отто Штраус вместе с Гиммлером и Геббельсом должен был подняться наверх из бункера в рабочие помещения Имперской канцелярии. Туда прибыла небольшая группа членов «Гитлерюгенд», поздравить фюрера с днем рождения и получить из его рук награды за отличную службу в отрядах противовоздушной обороны.