Майкл Ридпат - Невидимое зло

Бентон согласился на условия Молмана. Он никогда и ни с кем не говорил об этом ужасном дне, и правильно делал, учитывая случившееся сначала с Тоддом, а потом с сестрой Алекса Кальдера. Он не нуждался в напоминании, которое Молман оставил ему в «Блумфилд-Вайс». Он и так знал, что бывший полицейский всегда был где-то неподалеку.

Больше в Южную Африку Бентон никогда не возвращался. Интересно, зачем он сейчас понадобился Корнелиусу? Странно, что тот вдруг решил вылететь в Йоханнесбург. Не исключено, что он нашел новый источник финансирования, который поможет поддержать повышение цены за «Таймс». Корнелиус заявил Дауэру, что у него не было припрятано никакой заначки, но он мог и солгать. Бентон помнил о загадочном «Лагербонде», о котором ему рассказывала Марта накануне смерти. Чем бы это ни было, Бентон рассчитывал, что их позиции укрепятся. Он использовал все мыслимые и немыслимые аргументы, чтобы добиться одобрения Комиссии по подписке новых обязательств, данных им Корнелиусу. Но его карьера висела на волоске. Сделка была очень рискованной, возможно, слишком рискованной даже для рынка бросовых бумаг, и Бентон знал, что если «Блумфилд-Вайс» не найдет покупателей для основной массы облигаций, то для него все будет кончено. Если Корнелиус нашел доступ хотя бы к сотне миллионов фунтов акционерных инвестиций, то это уменьшит размер необходимых заимствований и сделает сделку гораздо менее рискованной.

По крайней мере Корнелиус хотел встретиться только с Бентоном. Никакого Дауэра. Никаких помощников. Если сделка состоится, то все дивиденды от нее достанутся только Бентону, и никому другому. Впервые за долгие годы ему удастся заработать достойный бонус.

А к этому в конце концов и сводились все его усилия.

Отель «Интерконтиненталь» занимал одну из башен, нависавших над огромным торговым комплексом, который являлся сердцем Сэндтона. В ресторане, сверкавшем золотом и зеркалами, в этот ранний час воскресного утра было тихо. Чтобы скоротать время, Кальдер и Корнелиус заказали апельсиновый сок и кофе.

Бентон вошел в зал, излучая спокойствие и уверенность. Как всегда, он выглядел безупречно: белоснежная рубашка без единой морщинки, мастерски завязанный узел галстука, элегантный и отлично сидящий на его высокой фигуре костюм, поблескивающие запонки. Увидев Корнелиуса, он заулыбался и протянул руку. Корнелиус тоже ответил улыбкой, и в этот момент Бентон заметил Кальдера.

На его лице отразилось изумление, но он тут же овладел собой.

— Алекс? Как всегда, очень рад. Ты появляешься на самых неожиданных завтраках.

— Бентон!

— Ладно, — сказал Бентон, усаживаясь. — Я даже не буду притворяться, что меня ничего не удивляет.

Корнелиус молчал. Улыбка сползла с его лица, и он выглядел серьезным. Даже слишком серьезным. Бентон перевел взгляд с Корнелиуса на Кальдера и обратно на Корнелиуса. И тут его осенило. Он знал, что Кальдер задавал вопросы о смерти Марты. И теперь у Корнелиуса были кое-какие ответы.

Он опустил плечи. Все молчали. Наконец Бентон выпрямился и встретился взглядом с Корнелиусом.

— Полагаю, что речь идет о том, что я скрывал в последние — сколько уже? — восемнадцать лет. Мне очень жаль, Корнелиус. Действительно жаль. Я поступил плохо, о чем сожалею и чего стыжусь. Это было бы плохо в любом случае, но, учитывая, что случилось с Мартой… — Бентон покачал головой. — Мне очень жаль.

— Ты подонок, Бентон, — ровным голосом произнес Корнелиус, и официант, подошедший за заказом, испуганно удалился.

— Думаю, я это заслужил, — согласился Бентон.

Корнелиус покачал головой:

— Мы оба хороши. Она подозревала, что у меня с Беатрис что-то было, так ведь?

Бентон кивнул.

— Дело в том, что я с ней не спал.

Бентон промолчал.

Корнелиус беспомощно оглядел зал, будто надеясь найти кого-то, кто мог бы все исправить и отпустить грехи за содеянное.

— Мне невыносима сама мысль, что она умерла, ненавидя меня.

— Она тебя любила, — тихо сказал Бентон. — Она всегда любила тебя. Поэтому так все воспринимала и не могла смириться. И в силу какой-то извращенной логики именно поэтому отправилась со мной. Думаю, я всегда это знал.

Корнелиус сделал глубокий вдох.

— Ты был там, когда это случилось? Когда она умерла?

Бентон кивнул.

— Что произошло?

Бентон закрыл глаза. Он обязан все рассказать Корнелиусу. Почти двадцать лет он нес на себе груз вины за роман с Мартой. Возможно, сейчас настал момент хоть как-то искупить ее. И пусть Молман катится к черту!

— Мы были в Купугани и разместились в коттедже, стоявшем отдельно — в нескольких сотнях метров от основного лагеря. Нас поселили подальше от остальных туристов: в те дни белая женщина и черный мужчина могли вызвать проблемы даже в таком удаленном месте. Было раннее утро, и мы вставали. Я брился в ванной, а она лежала на кровати и писала дневник. Дверь в ванную была открыта. — Он открыл глаза. На лбу блестели капельки пота. Бентон взглянул на свои руки. — Раздался хлопок выстрела, потом звон разбитого оконного стекла. Марта закричала. Я обернулся и посмотрел. Послышался новый выстрел. — Бентон с трудом проглотил слюну. — Она перестала кричать. И замолчала. — Он сморгнул и посмотрел на Корнелиуса. — Она умерла на месте. Я бросился к ней и, услышав еще один выстрел, пригнулся. Кругом все было залито кровью. Дневник упал на пол и лежал у кровати. Я схватил его и ползком перебрался обратно в ванную. Потом захлопнул дверь, разбил окно, выбрался наружу и пустился бежать.

— Ты видел, кто стрелял? — спросил Кальдер.

— Нет, — ответил Бентон. — Я бросился по тропинке в сторону сарая, где хранился всякий инвентарь, и спрятался за листами кровельного железа. Я услышал, как мимо меня кто-то пробежал, а через несколько секунд вернулся обратно. Этот человек обыскал сарай, но посмотреть под листами железа не догадался. Я подождал минут десять, а потом осторожно добрался до основного лагеря. Больше я ее не видел — я имею в виду ее тело. Приехала полиция и арестовала меня. Они били меня, пытаясь вырвать признание. Потом появилась какая-то шишка, и по его приказу отпустили. Он сказал, что убьет меня, если я хоть кому-нибудь проболтаюсь, что был здесь. — Бентон снова посмотрел на Корнелиуса. — И он не шутил.

Корнелиус хмыкнул.

— Когда я вернулся в Нью-Йорк, ко мне приехала мать Марты, — продолжал Бентон. — Я хотел ей все рассказать, но был слишком напуган. Я боялся южноафриканской полиции, боялся тебя.

— Это я могу понять, — пробурчал Корнелиус.

— Но, вернувшись в Нью-Йорк, ты же оказался вне досягаемости южноафриканцев? — спросил Кальдер.

Бентон покачал головой.

— Полицейского звали полковник Молман. Я буду помнить его всю жизнь. Он был очень убедителен. Он заверил, что меня найдут в любом уголке мира, где бы я ни спрятался, и я поверил ему. А то, что Тодда чуть не убили, когда он начал задавать вопросы, это только подтверждает. Поэтому когда Алекс хотел узнать о письме Марты матери и дневнике, я, естественно, ничего рассказывать не собирался.