Дин Кунц - Скорость

Эти мысли не маршировали стройными рядами в его голове. То были истины, которые хранились в подсознании, основывались на собственном, дорого стоившем ему опыте, и Билли действовал на основании их, словно они были инстинктами, с которыми он родился.

Падая, он выронил револьвер. У выродка его не было. Возможно, оружие лежало в пределах досягаемости.

Билли повернул голову, оглядывая коридор. Правой рукой ощупал пол рядом с собой.

Выродок что-то бросил в лицо Билли.

Тот дернулся, ожидая нового укуса боли. Но выродок бросил всего лишь фотографию.

Билли не смог разглядеть, что на ней. Замотал головой, чтобы сбросить фотографию с лица.

Фотография упала ему на грудь, и он внезапно подумал, что следующим гвоздем выродок прибьет ее к его груди.

Нет. С перфоратором в руках выродок уже шагал по коридору к кухне. Одного гвоздя хватило, чтобы удержать Билли на месте. Здесь он свою работу закончил.

Запечатлей его образ. Сохрани в памяти. Приблизительный рост, вес. Широкие плечи или нет? Узкие бедра или нет? Какая-нибудь особенность в походке, грациозной или не очень?

Боль, страх, кружащаяся голова, а главное, неудобный угол обзора (Билли — лежащий на полу, выродок — на ногах) не позволили создать достоверный образ мужчины, который лишь несколько секунд находился в поле его зрения.

Выродок исчез на кухне. Ходил по ней, шумел. Что-то искал. Что-то делал.

Билли заметил отблеск стали на темном полу фойе. Револьвер лежал у него за спиной, вне пределов досягаемости.

Отправив Лэнни вниз по лавовой трубе, Билли подумал, что уже не способен испытать большего ужаса, но ошибся, осознав, что теперь ему предстоит проверить, насколько крепко сидит гвоздь в полу. Он боялся шевельнуть рукой.

Боль не отпускала ни на секунду, была терпимой, не столь ужасной, как он мог бы себе представить. Попытка двинуть рукой, расшатать гвоздь, конечно же, привела бы к усилению боли.

Он боялся не только шевельнуть рукой, но и смотреть на нее. И хотя он знал, что «картинка», которую рисовало сознание, будет страшнее реальной, у него свело желудок, когда он повернул голову и взглянул на рану.

Если не считать лишнего пальца, белая резина хирургической перчатки превращала его руку в руку Микки-Мауса, вроде изображенных на плакатах, приклеенных к стенам и направляющих к креслу, где и застыл Лэнни с одной из книг матери на коленях. Даже раструб перчатки чуть завернулся, образуя манжет.

По запястью под перчаткой бежали чьи-то лапки: Билли понял, что это течет пока невидимая глазу кровь.

Он-то ожидал, что кровотечение будет куда более сильным. Гвоздь мешал потоку крови. Затыкал собой рану. Если его убрать…

Билли затаил дыхание. Прислушался. На кухне тишина. Должно быть, убийца ушел.

Гвоздь. Шляпку не вогнали в плоть. От ладони ее отделял зазор в три четверти дюйма. Он видел насечку на металле.

Длину гвоздя он определить не мог. Судя по диаметру, она составляла как минимум три дюйма от шляпки до острия.

Если учесть, что над полом, с учетом толщины пробитой кисти, шляпка возвышалась дюйма на полтора, получалось, что половина гвоздя ушла в пол. Пробив паркет и черный пол, острие гвоздя должно было войти в лагу.

А если гвоздь в четыре дюйма, то в лагу вошло бы не только острие, но и немалая часть самого гвоздя. И вытаскивание его стало бы на один дюйм ужаснее.

В те времена, когда строился этот дом, строители знали свое дело лучше. Лаги ставили крепкие, шириной в четыре, иногда в шесть дюймов.

Тем не менее Билли полагал, что ему и тут могло повезти. Из каждых четырнадцати дюймов пола на лагу приходилось только четыре.

Забейте в пол наугад десять гвоздей, и только три попадут в лагу. Острия семи остальных выйдут в пустые пространства между ними.

Попытавшись согнуть пальцы левой руки, чтобы проверить их гибкость, Билли с трудом подавил непроизвольный вопль боли, который рванулся из груди. Не до конца, вопль все-таки вырвался, пусть и хрипом.

Внезапно Билли задался вопросом. А вдруг убийца, прежде чем уйти, набрал номер 911 и, не сказав ни слова, положил трубку?

Ральф Коттл, словно часовой, сидел на тахте, недвижный и внимательный, каким может быть только труп.

Убийца положил правую ногу мертвеца на левую, руки — на колени. Тот вроде бы терпеливо ждал, когда хозяин дома принесет поднос с коктейлями… а может, на огонек заглянут сержанты Наполитино и Собецки.

Хотя Коттла не изувечили и не снабдили парой лишних рук, Билли подумал о жутких манекенах, которые с такой заботой модифицировали в доме Стива Зиллиса.

Зиллис сейчас стоял за стойкой бара. Билли видел его автомобиль на стоянке чуть раньше, когда остановился на обочине шоссе напротив таверны, чтобы посмотреть, как заходящее солнце «сжигает» гигантскую скульптурную композицию.

Коттл — позже. Зиллис — позже. Сейчас — гвоздь.

Очень осторожно Билли повернулся на левый бок, чтобы наконец-то посмотреть на приколоченную руку.

Большим и указательным пальцем правой руки ухватился за шляпку гвоздя. Попробовал чуть покачать его взад-вперед в надежде, что он пошевелится, но гвоздь сидел крепко.

Будь шляпка маленькой, он мог бы потянуть руку вверх и, чуть расширив ранку, оставить гвоздь в полу.

Но шляпка была широкая. Если бы он даже сумел вытерпеть боль, руке досталось бы слишком сильно, и наверняка пришлось бы обращаться к врачу.

Когда Билли решил активнее раскачивать гвоздь, боль мгновенно превратила его в ребенка. Он пытался зажать боль зубами, сжимал их так сильно, что у него едва не свело челюсти.

Гвоздь сидел крепко, и казалось, он скорее сломает зубы, так они упирались друг в друга, чем вытащит гвоздь. А потом гвоздь вдруг шевельнулся.

Крепко зажатый между большим и указательным пальцем, начал подаваться, двигаться вместе с ними, пусть и чуть-чуть. Но, двигаясь в дереве пола, он одновременно двигался и в руке.

Боль ослепляла, молниями, одна за другой, вспыхивала в голове.

Он почувствовал, как металл трется о кость. Если бы гвоздь сломал кость или она треснула бы, без медицинского вмешательства уже не обошлось бы.

Пусть кондиционер и работал, раньше у Билли не создавалось ощущения, что в доме холодно. Теперь же пот, похоже, едва выступая на коже, превращался в лед.

Билли раскачивал гвоздь, а боль в голове становилась все ярче и ярче, пока он наконец не подумал, что стал прозрачным и весь светится болью. Правда, кроме Коттла, увидеть это никто не мог.

Хотя вероятность того, что гвоздь попадет в лагу, была не столь велика, острие, похоже, не висело в воздухе, а сидело в твердом дереве. Сказывался принцип рулетки отчаяния: ты ставишь на красное, а выпадает черное.

Гвоздь таки вышел из дерева, и с криком триумфа и ярости Билли едва не отбросил его в гостиную. Если бы он это сделал, ему пришлось бы искать гвоздь, потому что на нем осталась его кровь.