Джон Гришэм - Апелляция

Для человека, который знал так много, ответ на этот вопрос до сих пор оставался неясным.

Люди отовсюду стекались к зданию суда, когда Пейтоны припарковались на улице позади него. Они немного посидели в машине, все еще держась за руки. Четыре месяца они старались не прикасаться друг к другу, оказавшись вблизи суда. За ними всегда следили. Возможно, кто-то из присяжных или репортеров. Важно было проявлять максимальный уровень профессионализма. Команда юристов, связанных узами брака, настолько удивляла многих, что Пейтоны старались относиться друг к другу как коллеги, а не как супруги.

И во время разбирательства редкие моменты, когда они могли быть вместе, случались где-то вдалеке от суда или других публичных мест.

— О чем ты думаешь? — спросил Уэс, не глядя на жену. Его сердце бешено колотилось, лоб взмок. Он все еще держался за руль, пытаясь расслабиться.

Расслабиться. Хорошая шутка.

— Мне никогда не было так страшно, — ответила Мэри-Грейс.

— Мне тоже.

Повисла пауза, пока они, тяжело дыша, смотрели, как автобус с оборудованием для съемок чуть не задавил пешехода.

— Сможем ли мы пережить проигрыш? — сказала она. — Вот в чем вопрос.

— Нам придется его пережить; у нас нет выбора. Но никто не говорил, что мы проиграем.

— Вот именно! Пойдем.

Они присоединились к остальным сотрудникам своей маленькой фирмы и вместе с ними вошли в здание суда. Там же, где и всегда, на первом этаже у автоматов с прохладительными напитками, их ждала клиентка, истица Дженет Бейкер. Едва увидев их, она сразу начала плакать. Уэс взял ее под одну руку, Мэри-Грейс — под другую, и они повели Дженет вверх по лестнице в главный зал суда на втором этаже. Они могли бы отнести ее туда на руках. Она весила меньше сотни фунтов и постарела на пять лет за время процесса. Дженет пребывала в глубочайшей депрессии, временами в полубреду и, хотя не страдала анорексией, просто не могла принимать пищу. В тридцать четыре года она уже успела похоронить мужа и ребенка и сейчас стояла на пороге завершения страшнейшего судебного процесса, который, как она теперь втайне думала, лучше было и не начинать.

Зал суда находился в состоянии полной боевой готовности, словно вот-вот должны были посыпаться бомбы и завыть сирены. Множество людей просто кружили по помещению, или искали места, или нервно болтали друг с другом, стреляя глазами по сторонам. Когда Джаред Кертин и вся армия представителей защиты вошли в боковую дверь, все вытаращили глаза, как будто Кертину было известно что-то такое, чего не знают все остальные. День за днем в течение последних четырех месяцев он старательно доказывал, что умеет видеть то, что скрыто, но в тот момент лицо его ничего не выражало. Он что-то спокойно обсуждал с подчиненными.

У другой стены, всего в нескольких футах, чета Пейтон и Дженет садились на стулья у стола истца. Те же стулья, то же положение, та же тщательно продуманная стратегия, чтобы произвести впечатление на судей тем, как одна несчастная вдова и два ее одиноких юриста борются с гигантской корпорацией, располагающей массой средств и возможностей. Уэс Пейтон бросил взгляд на Джареда Кертина, их глаза встретились, и оба вежливо кивнули друг другу. Удивительно было то, что, несмотря на суд, эти двое еще соблюдали элементарные правила вежливости при общении друг с другом и даже разговаривали в случае крайней необходимости. Это был вопрос гордости. Независимо от омерзительности ситуации, а таких омерзительных ситуаций за время суда возникло немало, оба не желали опускаться ниже своего достоинства и всегда были готовы протянуть друг другу руку помощи.

Мэри-Грейс не оглядывалась вокруг, а если бы и оглядывалась, то не стала бы улыбаться или кивать. Хорошо, что она не носила с собой в сумочке пистолет, иначе половины людей в темных костюмах на другой стороне зала уже бы не было в живых. Она положила перед собой на стол большой блокнот форматом чуть больше А4, написала дату, затем свое имя; ей не приходило в голову, чем заняться дальше. За семьдесят один день слушаний она исписала шестьдесят шесть таких блокнотов, все одного размера и цвета, и сейчас они, аккуратно сложенные, лежали в подержанном металлическом шкафу в «бункере». Она подала Дженет бумажный носовой платок. Хотя Мэри-Грейс считала буквально все, что видела вокруг, даже она не могла уследить за количеством коробочек с платочками, которые Дженет израсходовала за время слушаний. Как минимум несколько дюжин.

Женщина плакала, почти не останавливаясь, и, несмотря на то что в глубине души Мэри-Грейс была склонна к сочувствию, она жутко устала от этих чертовых рыданий. Она устала от всего — от утомления, стресса, бессонных ночей, постоянной аналитической работы, расставаний с детьми, запущенной квартиры, кучи неоплаченных счетов, оставленных без внимания клиентов, холодной китайской еды, поедаемой в полночь, неимоверных усилий, которые приходилось тратить на макияж и укладку каждое утро, чтобы предстать перед присяжными в более или менее приличном виде. Ведь это расценивалось как само собой разумеющееся.

Начать процесс по серьезному делу равносильно тому, чтобы нырнуть в темный, заросший водорослями пруд, надев спортивный пояс для отягощения. Успеваешь только набрать воздуха, и все остальное перестает существовать. И тебе всегда кажется, что ты тонешь.

Через пару рядов за Пейтонами, на конце скамьи, которую быстро заполняли люди, сидел их банкир и нервно грыз ногти, хотя и старался изображать спокойствие. Его звали Том Хафф, или Хаффи — для тех, кто хорошо его знал. Хаффи время от времени заглядывал на заседание, чтобы понаблюдать, как идут дела и помолиться про себя за успех дела. Пейтоны задолжали банку Хаффи 400 тысяч долларов, и единственной гарантией выплаты долга служил принадлежащий отцу Мэри-Грейс участок земли в округе Кэри. При самом удачном раскладе его можно было продать за 100 тысяч, а это значит, что большая часть долга ничем не обеспечивалась. Если Пейтоны проиграют дело, когда-то столь перспективная карьера Хаффи в качестве банкира будет окончена. Президент банка уже давно перестал на него кричать. Теперь все угрозы отправлялись по электронной почте.

Дополнительный ипотечный кредит в размере 90 тысяч долларов под повторный залог их милого деревенского домика словно провалился в черную дыру убытков и бессмысленных трат. Бессмысленных — по крайней мере по мнению Хаффи. Но милого домика они все же лишились, так же как и милого офиса в центре города, и привезенных из-за границы машин, и всего остального. Пейтоны поставили на карту все, и Хаффи не мог ими не восхищаться. Благоприятный вердикт — и все будут считать его гением. Неблагоприятный вердикт — и он первым встанет за Пейтонами в очередь в суд по делам о банкротстве.