Кристофер Прист - Экстрим

Поговорив с управляющей, Энди поспешил назад, к вестибюлю молла. Выйдя из здания под палящие лучи солнца, он сразу же направился к капитану Тремминсу, чтобы узнать, как развиваются события.

Несколько бойцов из отряда Хансона проникли через воздуховоды в подсобные помещения, но за пapv минут до этого Аронвиц застрелил второго заложника и исчез из виду. Тремминс находился в постоянном контакте не только с группой спецназа, но и с теми своими подчиненными, которым вменялось в обязанность держать Аронвица под наблюдением.

— Видимо, он тоже ушел под землю, — подытожил Энди. — Как вы думаете, смогут эти спецназовские ребята его оттуда выковырять? Им приходилось заниматься такими делами?

— Да в обшем-то, да, — кивнул Тремминс.

— Давайте сходим в подсобные помещения. Если Аронвиц решит прорываться, то непременно появится там.

— Да, Энди! — попыталась вмешаться Тереза. — Именно там он и будет. Остановись! Господи! Остановись, Энди, тебе нельзя туда ходить!

Подсобные помещения молла представляли собой большой бетонированный двор, где располагалась масса оборудования: батареи вытяжных вентиляторов, колодцы для сбора отходов, электрическая подстанция и несколько огромных топливных баков. Неожиданно по радио пришло сообщение, что бойцы спецназа обнаружили Аронвица, он несколько раз выстрелил, скрылся от них и, как можно думать, направляется именно сюда.

По приказанию Тремминса десятка два полицейских окружили бетонированный двор, заняли укрытие и замерли в ожидании.

Аронвиц вбежал с пистолетом в руке не оттуда, откуда его ожидали, а с противоположной стороны. Заметив полицейских, он остановился так резко, что чуть не свалился с погрузочной платформы, на которую перед этим вскочил.

— Ни с места, Аронвиц! Бросай оружие!

Не тут-то было: Аронвиц выпрямился и картинно, широким движением, вскинул ствол пистолета. Затем он передернул затворную раму: сухой щелчок, отчетливо слышный во всех уголках двора.

Тереза вздрогнула, не веря своим глазам. Это был Джерри Гроув.

И словно реагируя на ее ужас и потрясение, Энди встал. Гроув/Аронвиц заметил движение и повернулся в его сторону. Окаменев от ужаса, Тереза смотрела, как Гроув навел пистолет на Энди, придал правой руке устойчивость, сжав ее запястье левой, и медленно, плавно нажал на спуск.

Точно, как она учила.

Тереза вышла из сценария буквально за миг до того, как выпущенная Гроувом пуля снесла Энди половину черепа.

Copyright © GunHo Corporation in all territories

Глядя невидящими глазами на логотип компании «Ган-хо», Тереза услышала грохот выстрелов: подчиненные капитана Тремминса превращали маньяка в кровавое решето. А потом упала тьма.

Шерон все еще была на дежурстве, и как только Тереза села, она вошла в реабилитационную клетушку и отсосала шприцем наночипы. В голове у Терезы лихорадочно клубились образы Энди: его голос, походка, его большое сильное тело, хладнокровный профессионализм, с которым он выстроил обстоятельства, безошибочно приведшие его к смерти. В этом сценарии было все, чего она так опасалась: полная, на грани слияния, близость к Энди и кошмарная его недоступность, абсолютная невозможность спасти его жизнь. Правда, она наконец узнала точные обстоятельства его смерти, но это было слишком слабым утешением. Да и никаким утешением не было. Она сидела в подавленном молчании, шаг за шагом вспоминая сценарий, вернувший ей прошлогодний кошмар, вспоминая и стараясь совладать с заново вспыхнувшей болью, хоть как-то держать себя в руках.

Шерон тоже казалась озабоченной, однако на этот раз операция с кредитной карточкой прошла без задержек, и уже через пару минут Тереза засунула все бумажки в карман своего нового холщового мешка и для надежности закрыла его на молнию. Затем она проверила время: сценарий Аронвица занял чуть меньше часа. День остался тем же — 3 июня. Удивляясь неразговорчивости Шерон, Тереза спросила ее, в чем дело.

— В городе творится что-то неладное, — объяснила девушка. — Только что по радио сообщали. Нашему персоналу объявили, что не следует покидать пределы здания, пока полиция не скажет, что опасности больше нет.

— Вот и я недавно вроде бы слышала сирены.

— Говорят, по городу рыщет какой-то тип с автоматом. Полицейские выставили у нашего здания свой пост. Говорят, этого придурка недавно здесь видели.

Тереза кивнула, но промолчала. Когда Шерон ушла, она вернулась к компьютерным кабинкам, нашла свободную и положила мешок и сумочку на стул. Секунду подумав, она повернулась и пошла в знакомую уже уборную.

Там она заперлась в одной из кабинок и наконец-то с облегчением заплакала. Кто-то вошел в соседнюю кабинку, попользовался туалетом, помыл руки и ушел, а Тереза все плакала и плакала. Пока эта женщина была рядом, она сдерживалась, старалась не всхлипывать, а теперь снова дала волю слезам.

Но они были всего лишь отголоском настоящего, прошлого горя, и, проплакав навзрыд несколько минут, Тереза взяла себя в руки. Промокнув глаза носовым платком, она здраво рассудила, что в этом горе нет, собственно, ничего нового, что она все это уже проходила, и в гораздо худшем варианте.

А может, не стоило без всякой нужды бередить старую рану? Но нет, сейчас положение принципиально другое: тогда было поздно что-либо делать, а сейчас такая возможность есть. Гроув изменил правила игры.

Большая часть дневного света проникала в помещение сквозь окно в скосе наружной стены, однако напротив него было еще одно окошко, матовое. Немного повозившись с защелками, Тереза открыла его и выглянула наружу. Прямо напротив торчал выступ главного корпуса, но если высунуться из окна, был виден небольшой участок Уэлтон-роуд.

Вдоль шеренги припаркованных автомобилей, среди которых был и темно-красный «монтего», тянулась оранжевая ленточка полицейского кордона. Рядом с машинами никого не было, а все окна и дверцы «монтего» были закрыты. Чуть поодаль спиной к Терезе стоял полицейский в бронежилете и с автоматом в руках; судя по движениям головы, он раз за разом методично окидывал взглядом улицу. Никакой другой активности не замечалось. Тереза знала, что здешняя полиция будет придерживаться тех же правил, что и американская: если известно или хотя бы есть подозрение, что в машине могут находиться оружие, боеприпасы или взрывчатые вещества, — пальцем ее не трогай.

Тереза закрыла окошко, вышла из уборной и вернулась в компьютерную кабинку. Там она ввела свой новый членский номер, и после недолгой паузы компьютер начал процедуру запуска. Немного поморгав, он высветил главное меню. Тереза взялась за мышь и задумалась, пытаясь решить, что же делать дальше.

Терезе вспомнилось одно ее давнее решение: знать об Аронвице как можно меньше. Он явился из неизвестности, чтобы отнять у нее человека, в котором была вся ее жизнь, и должен был, по справедливости, снова уйти в неизвестность. Опыт работы в Бюро не раз ей показывал, как внимание средств информации делает преступников своего рода знаменитостями, хотя за душой у них только и есть что крысиная злоба, подлость, жестокость и невероятное, космическое убожество. Попадание в список десяти наиболее разыскиваемых преступников, регулярно составлявшийся Бюро, было для многих из них желанным символом статуса, чем-то вроде номинации на «Оскара». Терезе не хотелось, чтобы Аронвиц стал такого рода знаменитостью, даже и после смерти. Однако единственное, что могла она сделать в этом отношении, это вычеркнуть его из своей жизни. Она принципиально и последовательно отказывалась что-либо о нем узнавать, она не знала, кто он и откуда, не пыталась понять — тем более простить — то, что он сделал. Путем больших стараний ей удалось так и не узнать, как он выглядел.