Маршалл Кэрп - Фабрика кроликов

На конверте я увидел большую восьмерку. В верхнем ее круге Джоанн изобразила улыбающуюся мордашку. В нижнем – мордашку печальную. Таким образом, восьмерка наполнилась философским смыслом.

На первой странице стояла дата – 14 октября, то есть Джоанн писала за четыре дня до смерти. Бумага была желтая – видимо, такую выдали в больнице, ручка – черная шариковая. Джоанн больше не заботилась об аккуратности. Буквы расползались, а если Джоанн делала описку или передумывала, она просто зачеркивала ненужные слова и продолжала писать дальше.

Дорогой Майк!

Мое время истекло. Сегодня 14 октября; вряд ли мне суждено повеселиться на Хэллоуине – разве что я явлюсь к тебе в виде привидения.

Итак, это последнее мое письмо. Знаю, знаю, ты уже прочел Письмо Номер Девять и теперь недоумеваешь, как девятка может идти раньше восьмерки. Все просто, детектив Ломакс: письмо № 9 я написала несколько недель назад, когда оксиконтин еще не начал разрушать мой мозг. Я припомнила все подробности нашей с тобой совместной жизни. Какие это сладкие воспоминания: хоть счастливые, хоть грустные, хоть глупые, – все равно сладкие. Но воспоминания и есть воспоминания. Мало-помалу я стала писать о будущем. О том, чем бы мы занимались, если бы я не должна была умереть. А потом с этих мыслей перекинулась на мысли о твоем будущем. Твоем будущем без меня.

И вот теперь, когда я излила на бумагу все свои надежды и мечты, я пишу это письмо, чтобы предостеречь тебя от чтения письма № 9. Не читай его – ни в следующем месяце, ни в следующем году. Может, его вообще не следует читать, никогда. Но и не выбрасывай. Просто храни в нашей шкатулке.

Когда я училась в старших классах, мне попался рассказ О'Генри – и сильно меня зацепил. Дело происходит в Нью-Йорке в девяностых годах девятнадцатого века. Две подруги, молодые художницы Сью и Джонси, вместе снимают комнатушку. Джонси заболевает воспалением легких. Доктор говорит, что шансов у нее немного, потому что она вбила себе в голову, будто непременно умрет.

А на дворе поздняя осень. Джонси лежит в постели и целыми днями смотрит на кирпичную стену дома напротив. По стене вьется старый плющ; каждый день с него падает несколько листьев, и Джонси считает, сколько дней ей осталось жить. Вот на плюще двенадцать листьев, одиннадцать, десять, девять… Дует ветер, листья продолжают падать. Джонси отказывается от еды и говорит Сью, что умрет, как только последний лист оторвется от ветки. Сью задергивает штору и укладывает Джонси спать.

А этажом ниже живет старик художник. Он все грозится со дня на день написать настоящий шедевр, но, конечно же, никаких шедевров из-под его кисти не выходит. Чтобы заработать, он позирует Сью. Девушка рассказывает старику о плюще, который, того и гляди, убьет Джонси. Старик соглашается, что на Джонси нашла блажь.

В тот вечер идет дождь со снегом. Утром Джонси просит Сью отдернуть штору. На плюще остался один-единственный лист – желто-зеленый, он красуется высоко, под самой крышей. Джонси говорит, что к вечеру лист непременно упадет, однако он остается на плюще и на следующее утро, несмотря на холодную, ветреную и дождливую ночь.

Джонси решает: раз лист смог уцепиться за жизнь, значит, и она сможет. Девушка просит супу и обещает Сью выкинуть дурь из головы. На следующий день доктор сообщает Сью, что кризис миновал и Джонси теперь поправится, но вот старик художник с нижнего этажа сегодня утром умер. Его нашли у себя в квартире два дня назад, в мокрой одежде. Позже во дворе обнаружили лестницу, фонарь, кисти и тюбики с зеленой и желтой красками.

Сью велит Джонси посмотреть в окно. «Знаешь, почему лист до сих пор не унесло ветром? Потому что это шедевр нашего старого друга. Он нарисовал его на стене в ту ночь, когда сорвало последний настоящий лист».

Майк, ты понял, что я хочу сказать? Умирающая девушка – это не я. Это ты. Я – сумасшедший художник, а письмо № 9 – мой шедевр. Мой последний лист. Но если ты прочтешь его, ты узнаешь все, о чем я думала, что я чувствовала; ты поймешь, какой я была и какой могла бы быть. И тогда у тебя ничего не останется – я буду для тебя как раскрытая книга, от которой больше нечего ждать.

Но если ты не станешь распечатывать письмо № 9, сохранится частичка моей души, до сих пор тебе не известная. Ты сможешь гадать о ней, мечтать о ней, сходить с ума оттого, что я не до конца раскрылась тебе. Именно таково представление о бессмертии в моих напичканных лекарствами мозгах.

Жизнь уходит из меня теперь гораздо быстрее. Это известно тебе, Майк, это известно мне, это известно врачам; больше я не напишу ни одного письма. Пусть письмо № 8 станет последним, которое ты прочтешь. А письмо № 9 храни запечатанным, пока тебе не стукнет восемьдесят или сто лет. Просто храни. Только не прячь слишком далеко.

Жизнь вытекает из меня как песок; не в моей власти остановить эту неумолимую струйку. Но я не хочу, чтобы такой же струйкой утекла и моя любовь. Не забывай меня, Майк.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Джоанн.

Я сложил листки по старым сгибам и спрятал обратно в конверт. И взял последнее нераспечатанное письмо. На конверте стояло девять девяток. Я пощупал конверт. Письмо № 9 было значительно толще остальных. Я не сомневался: Джоанн уместила в нем все свои чувства, большие и маленькие секреты, наставления, признания, а также мудрость и, конечно, юмор, без которого Джоанн не была бы Джоанн.

Я подошел к ее туалетному столику и взял двойную фотографию в серебряной рамке.

– Нет, Джоанн, ты не права, – сказал я, глядя на фото. – Ты не старик художник, который возвращает меня к жизни. Ты просто помогаешь своему Майку обеспечить тебе бессмертие. Спасибо, родная.

Оба письма я спрятал обратно в шкатулку, опустил крышку и лег спать.

Особой благодарности заслуживает Сэнди Джеллес-Коул за содействие в преодолении страха перед шестьюстами чистыми страницами и простую истину насчет того, что страницы заполняют отнюдь не боги. Благодарю и Джонатана Пекарски, как минимум трижды подвигавшего меня на «еще одну переработку».

Спасибо Дэвиду Пойндекстеру и его команде – как в Макадаме, так и в Кейдже; спасибо Скотту Аллену, Мелани Митчелл, Дороти Карико Смит, Джули Бертон, Мелиссе Литтл и особенно моему редактору, консультанту и по совместительству впередсмотрящему Джейсону Вуду.

Последним поблагодарю Крейга Алана – да не обидится он на порядковый номер. Крейг, ты меня просто спас.

Закон Меган был принят в Нью-Йорке после того, как в 1994 г. досрочно вышедший из тюрьмы преступник изнасиловал и убил семилетнюю Меган Канку. Закон Меган требует, чтобы фотографии и адреса всех лиц, совершивших преступления на сексуальной почве, были размещены в Интернете.