Маршалл Кэрп - Фабрика кроликов

– Мэрилин и до этого додумалась?

– Я же говорю, мысль была моя. Мэрилин только помогла облечь ее в слова. Тебе, похоже, нелегко смириться с фактом, что у меня не только язык острый, но еще и котелок варит.

– Ты прав. Может, все дело в твоем лице – уж очень оно смахивает на мишень для дротиков. А теория хорошая. Давай позвоним Черчу – он оценит.

– Лучше сначала позвонить Кеннеди, Барберу и Лебрехту. Арестовать без улик мы их не можем, так хоть попробуем понять, что у них в мозгах происходит. Чем лучше поймем, тем больше шансов добыть компромат.

Я доел «Чериос», убрал со стола, вымыл посуду. Я специально тянул время – обдумывал слова Терри.

– Все сходится, – сказал я наконец. – Наши стариканы большую часть жизни поклонялись Ламаару, как Господу Богу. И не только потому, что он создал «Ламаар энтерпрайзис», но и потому, что он создал их самих.

– Классно выразился, – одобрил Терри. – Мне нравится. И Мэрилин понравится. Дин Ламаар создал их самих. Надо же.

– Вчера в больнице Айк Роуз мне кое-что про них порассказал. После войны Кевин Кеннеди вернулся в Бостон и стал работать водителем автобуса. Если бы Дин Ламаар его не разыскал, Кеннеди так и крутил бы баранку до старости, а в свободное время рисовал бы детишкам ежиков.

– А Барбер и Лебрехт? Ламаар и их вытащил?

– В общем, да. Разница только в деталях. Ламаар всем им помог воспарить, причем не в мечтах, а в реальности. У тебя, напарник, правильный ход мыслей. Стариканы верят, что ради памяти Ламаара должны уничтожить компанию.

– Я же говорил, – усмехнулся Терри. – На словах гладко выходит, а поди-ка прищучь этих трех апостолов.

Мы с Терри приехали в Бель-Эйр, где жил Митчелл Барбер. Дома никого не оказалось. Кевин Кеннеди жил в полумиле от Барбера.

– Хозяина целый день не будет, – объяснила прислуга. – В другой раз, джентльмены, сперва звоните, чтоб зря не ездить.

– Хороший совет для детектива из убойного отдела, – заметил Терри уже в машине. – Предупреждайте, джентльмены, подозреваемых, чтоб они свалить успевали.

– На самом деле нам на руку, что двух стариканов нет дома, – сказал я. – Могу поспорить, все трое собрались вместе. И наверняка в Оджае. Какую выберем стратегию? Сыграем в раздачу визиток?

– В таком деле ошибок не прощают. Кто у нас самое слабое звено?

– С учетом всего мною прочитанного и услышанного от Айка, самое слабое звено – Митчелл Барбер.

– А ты его в лицо знаешь? – спросил Терри.

– Да – видел в «Форчун» фотографии всех троих. – Я похлопал себя по карману. – Мы во всеоружии, друг, – у меня полно визиток.

Мы заправились и выехали на шоссе номер 33. Через час пятнадцать минут мы уже были в Оджае. По дороге я позвонил Мюллеру. Я знал, как его обрадует мое поручение. ФБР, сказал я, ищет любые зацепки, позволяющие связать Кеннеди, Барбера и Лебрехта с сицилийцем Инносенти, израильтянкой Бенджамин и высоким мужчиной из Восточной Европы.

– Я подумал, Мюллер, тебя это дело заинтересует.

– Так ты по доброте душевной, а, Ломакс? – сразу просек Мюллер. – Ты просто вспомнил, как мне было досадно, когда убили Лукаса, – это ведь означало, что зря я лазил по педофильским сайтам, – вот ты и решил кинуть мне кость – возместить, так сказать, моральный ущерб. Я прав?

– Прав. Я предлагаю тебе работу из чистого сострадания.

– Что ж, давно мне не кидали таких сладких костей. Спасибо, друг. Я тебя не подведу.

– Хорошая новость, – объявил я, нажав «отбой». – В деревне Дураков, можно сказать, праздник.

По сравнению с особняками Кеннеди и Барбера жилище Лебрехта казалось скромным – конечно, если слово «скромный» уместно, когда имеешь дело с доминой стоимостью не менее пяти миллионов. У ворот стояли четыре автомобиля. В любом другом штате мы бы расценили это как знак, что здесь собрались все трое наших подозреваемых, но только не в южной Калифорнии: четыре автомобиля с тем же успехом могли свидетельствовать, что дома никого нет, а подозреваемый поехал проветриться на пятом.

На звонок открыл мужчина лет пятидесяти с хвостиком. Он был голубоглаз, тонкогуб и абсолютно лыс. Темя его отсвечивало под люстрой – видимо, он заодно и по собственной макушке бархоткой прошелся. Костюм свой мужчина выдержал в лучших традициях жанра – черные брюки, накрахмаленная белоснежная сорочка, жемчужно-серый галстук и полосатый жилет, – ни дать ни взять дворецкий из старого фильма. Мы сверкнули своими значками и вежливо ответили: «Нет, у нас не назначено».

– Секунду, – произнес дворецкий так, как если бы сказал «твою мать», и захлопнул дверь у нас перед носом.

– Вроде славный парень. Правда, любит свою власть показать. Ну а кто не любит? – заметил Терри, щелкнув каблуками и взяв под козырек.

Через минуту дверь снова отворилась.

– Мистер Лебрехт примет вас в медиазале, – сообщил дворецкий. – Следуйте за мной.

И мы последовали. Терри, разумеется, не преминул предварительно стать навытяжку, ибо для чего и существуют расследования массовых убийств, как не для того, чтобы поприкалываться.

Обстановка была в стиле школы «Баухаус», [35] «Баухаус» – высшая школа разработки форм (термин, предшествовавший термину «дизайн»), открытая Вальтером Гропиусом в 1919 г. в Германии. В учебную программу входили архитектура, живопись, столярное, ткацкое и гончарное дело. Программная цель – развенчание буржуазной роскоши. Именно «Баухаус» дал старт развитию промышленного серийного производства. иными словами, в стиле продвинутой ИКЕА – истинный ариец Клаус Лебрехт, видимо, таким образом подстраховывался от недопониманий насчет этой истинности. В медиазале нашим взорам предстали три огромных телевизора, настроенных на разные каналы, а также три престарелых джентльмена. Прежде чем они успели подняться с диванов, я направился прямиком к Митчу Барберу и пожал ему руку.

– Здравствуйте, мистер Барбер, как поживаете?

Затем я обернулся к Лебрехту. Он встал мне навстречу. Лебрехт был высокий и поджарый и очень походил на Авраама Линкольна, разве что бороду не носил. Он протянул мне руку. Я сунул ему свою визитку.

– Очень рад. Я детектив Ломакс из полиции Лос-Анджелеса, а это мой напарник, детектив Терри Биггз.

Пробежав глазами визитку, Лебрехт спрятал ее в карман.

– Приятно познакомиться. Меня зовут Клаус Лебрехт.

Я сразу же узнал голос. Эми не ошиблась – в «Последнем слове Дини» звучал именно голос Лебрехта. Настала очередь Кеннеди получить визитку.

– А вы, сэр, вероятно, Кевин Кеннеди? – спросил я.

– Так и есть. – Кеннеди не глядя сунул визитку в карман.

Барбер тоже поднялся.

– А меня зовут Митчелл Барбер. Насколько я помню, джентльмены, мы раньше не встречались.