Питер Джеймс - Пророчество

– Случилось что? Ты попала в аварию?

Она взглянула вниз и с удивлением обнаружила, что правая штанина джинсов разорвана. Прикосновение пальца вызвало боль.

– Я… я не заметила.

– Где ты падала? – Он легонько дотронулся пальцем до ее щеки. – Выглядишь ты ужасно. – В его глазах вдруг вспыхнуло подозрение. – Ты дралась? Парень тебя стукнул? Входи. – Он прижался к стене, чтобы дать ей пройти, и закрыл дверь.

Фрэнни начала подниматься по ступенькам, все еще сжимая в руке бутылку «Вальполичеллы». Она услышала звук работающего телевизора; громкие крики, выстрелы, рев мотора и визг шин. Ее мать крикнула:

– Chi è, Papa?

– Франческа ha avuto un incidente! – взволнованно ответил он.

Снова взвизгнули шины, раздались еще выстрелы; потом взвыла сирена. Поднявшись по ступенькам, отец открыл дверь в гостиную и включил свет.

– Сейчас принесу бинт и антисептик. Ты кофе хочешь? Или вино? – В воздухе слабо пахло жареным чесноком.

Стены маленькой комнаты ничто не украшало, но вся она была загромождена мебельным гарнитуром, стульями и множеством китайских безделушек, которые собирала ее мать.

– Лучше кофе. – Фрэнни протянула отцу бутылку. – Это подарок, – произнесла она. – Прости за воскресенье.

Она уселась в кресло и поглядела на декоративный кирпичный камин. На каминной доске стояли ее фотографии, фотографии сестры и двоих братьев, а также ваза с искусственными орхидеями, вид на парковую скамью в Камподи-Монте и белая пластмассовая статуэтка Девы Марии. Окно выходило на шумную улицу. Сквозь тюлевые занавески она увидела свет фар грузовика, ползущего по дороге, затем проплыл верхний этаж автобуса с одним угрюмым пассажиром. В спальне родителей возобновилась телевизионная погоня.

– Ну так кто тебя стукнул, кто это был? У тебя парень?

– Никто меня не бил, папа. Моя подруга попала в ужасную аварию на велосипеде. Я, должно быть, поранилась, когда встала на колени.

– Mamma mia! Povera Francesca! – Фрэнни оглянулась, встревоженная истерическим воплем матери, бежавшей к ней в халате, ее волосы были убраны под купальную шапочку, лицо намазано кремом. Она присела возле Фрэнни, поцеловав ее в обе щеки. – Авария? Ты была в аварии?

Мать гладила ее по волосам, сокрушенно качала головой, она тараторила по-итальянски, не давая Фрэнни ничего возразить или объяснить. На мгновение она выскочила из комнаты и вернулась с полотенцем, влажной тряпочкой, йодом и пластырем, выстреливая нескончаемые вопросы на итальянском, пока Фрэнни стягивала с себя джинсы.

Отец вошел в гостиную, неся на подносе кофе и бисквиты, и ей вдруг захотелось расплакаться от бесхитростной доброты родителей. У нее было чувство, что она не заслужила их заботы. Фрэнни не хотела есть, но, вспомнив, что она пропустила обед и так и не ужинала, решила, что должна поддержать свои силы и одолела сандвич, насильно скормленный ей отцом.

– Слушай, – произнес он, – я в субботу ездил в Сити посмотреть на новый дом, где было кафе. И знаешь что? Его еще и не построили. – В его голосе звучало недоумение и отчаяние. – Даже не начали! Там в переулке у Полтри кафе еще не снесено!

– Как, совсем не начали, папа?

– Они начали только сносить, но они должны были два года назад. Мы бы еще два года могли там оставаться. – Он закурил сигарету, и Фрэнни увидела, что мать неодобрительно нахмурилась. – Может, там археологи копают.

– У меня новый приятель, – сказала она, чтобы сменить тему, не желая попадаться на эту приманку.

Новость явно заинтересовала отца, и он придвинулся ближе.

– Парень? – переспросила мать, ее выражение лица тоже изменилось. – Come si chiama?

– Оливер, – ответила Фрэнни.

– Оливер! – воскликнула мать. – Un bel nome!

– Оливер, – откликнулся отец.

Фрэнни улыбнулась, слегка смутившись; она уже жалела, что сказала им об этом, боялась, что сглазит, ведь они встречались чуть больше недели.

– И что ж он делает, этот Оливер? Археолог или у него нормальная работа?

Она мотнула головой:

– Нет, он не археолог; он математик.

Отец с грустью посмотрел на нее:

– Археолог, математик, никакой разницы. Ессо. Ты приходишь сюда среди ночи, в таком виде… – Он вытащил изо рта сигарету и безнадежно покачал головой. – Когда же ты вырастешь, Франческа? – Он пригладил волосы у нее на затылке. – Когда начнешь понимать настоящую жизнь?

Она посмотрела на него; пропасть между ними была такой же огромной, как и всегда.

Отец вздохнул. Наступила долгая тишина, потом он договорил:

– Оставайся здесь ночевать, ладно? Я почищу твою одежду, приведу ее в порядок и высушу к утру и накормлю тебя хорошим завтраком.

Фрэнни закрыла глаза и кивнула, слишком уставшая, чтобы спорить и даже чтобы думать. Силы покинули ее. Она хотела спать.

Проснувшись утром в семь часов, Фрэнни обнаружила свою одежду аккуратно сложенной на стуле в маленькой смежной комнате. В квартире никого не было. Она приняла душ, оделась и спустилась вниз в кафе. Радио играло какую-то слащавую музыку. Отец нарезал и намазывал маслом хлеб, а мать молча перемешивала на сковороде тунца с луком.

– Помочь чем-нибудь? – спросила Фрэнни.

Мать вытерла руки о передник и поцеловала ее в обе щеки.

– Ты сиди, а я тебе приготовлю хороший завтрак, – сказал отец. – Запихаешь в себя маленько еды.

– Спасибо. – Она улыбнулась и внезапно почувствовала себя как в прежние времена. За окном было чудесное утро, и солнце светило прямо в окна. Мимо проползла уборочная машина; поток машин, направлявшихся в Лондон, становился все гуще – приближался час пик.

Она уселась на знакомый жесткий стул возле узкого стола, отодвинув в сторону кетчуп и бутылочку с соусом.

– Как спала? – осведомился отец, разбивая яйца в миску. Масло зашипело на сковороде.

Фрэнни ответила, что спала крепко. Не упоминая, что так она спала впервые за последние несколько дней; глубокий сон без сновидений. Сейчас она чувствовала себя отдохнувшей – и голодной.

Отец взял еще одно яйцо и неуверенно посмотрел на нее:

– Но тебе снились плохие сны, а?

Она улыбнулась и покачала головой:

– Нет.

– Ты сильно напугала свою мать и меня тоже. – Он осторожно постучал по яйцу, не разбивая его, потом снова посмотрел на нее. – Ты говоришь во сне.

Она нахмурилась, и солнечный свет словно потускнел.

– Что я говорила?

Он пожал плечами, разбил яйцо и вылил его в миску. Потом взбил ее содержимое вилкой и посыпал черным перцем.

– Абракадабра. Нет смысла. По-иностранному. – Он выглядел взволнованным. – Ты напугала нас, маму и меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Говоришь как не ты. Как другой кто-то говорит через тебя.

Она посмотрела на их обеспокоенные лица и почувствовала, что покрывается холодным потом.