Питер Джеймс - Пророчество

– Он не знает, что делать.

– А полиция?..

– Они ищут его.

– Господи, как мне жаль. – Она закусила губу. – Что происходит? – тихо спросила она. – Во что мы влезли, Оливер?

– Не знаю.

Ее колени застучали друг о друга; она почувствовала, как костяшки пальцев, прижимающие трубку к уху, вдавились в щеку. Она должна сказать ему.

– Все даже хуже, чем ты думаешь. Себ мертв.

– Себ Холланд?

Фрэнни начала рассказывать, но ее горло сдавили рыдания, и она замолчала.

– Боже мой, бедная ты моя, – только и выговорил он. Затем ухватился за последнюю крупицу надежды, которая у них осталась. – Ты связалась со священником – с пастором?

Она уставилась на маленькие отверстия в микрофоне трубки.

– Я увижусь с ним сегодня вечером.

– Если Эдвард найдется, я сразу же приеду в Лондон.

– Уверена, что с ним все в порядке. Он очень изобретательный.

– Да, – мрачно согласился Оливер. – Во сколько ты идешь к священнику?

– В половине седьмого.

– Позвони мне потом, хорошо?

Она сдавленным шепотом пообещала.

Преподобный Бенедикт Споуд, как оказалось, жил в потемневшем от копоти доме в георгианском стиле, отдельно стоящем на оживленной магистральной улице к югу от Темзы, за станцией «Лондон бридж».

Темные облака, окрашенные снизу в розовый цвет последними лучами заходящего солнца, скользили по небу, словно горящие корабли. Ветер свежел, и на асфальт закапали первые капли дождя, когда Фрэнни подошла к входной двери и позвонила.

Ее удивила внешность открывшего ей человека – он был совершенно не таким, каким она его представляла: лет на десять старше своего брата, низенький и лысый, с маленькой круглой головой, казавшейся твердой, как пушечное ядро, и с выпученными глазами. Единственное, что у них было общего с Пенроузом, это лишь форма рта. На нем была развевающаяся черная сутана, высокий жесткий воротник сдавливал мясистую шею.

– Фрэнни Монсанто? – свирепо осведомился он.

– Да. – Она неуверенно протянула руку. Но священник отверг ее, как будто это был пакет, который ему вручили для передачи кому-то другому. – Я ждал вас к шести.

– Извините, Пенроуз сказал мне – в половине седьмого.

Он посмотрел на часы.

– У меня совсем нет времени. Может, вы придете где-нибудь в начале следующей недели? Скажем, в понедельник вечером?

Фрэнни в ужасе посмотрела на него.

– Но мне нужна помощь сейчас. Я не могу ждать так долго. Пожалуйста, выслушайте меня сегодня. Я подожду, если вам неудобно сейчас; мне обязательно нужно поговорить с вами сегодня.

Он раздраженно взглянул на нее.

– Проклятый мой братец. Я же вполне ясно сказал ему – в шесть.

– Ну пожалуйста, – взмолилась Фрэнни.

Он поколебался, оценивая ее, потом отступил и жестом пригласил войти.

Прихожая выглядела довольно обшарпанной, напомнив Фрэнни студенческое общежитие, и пахла мокрой собакой. Ковер на полу в некоторых местах протерся до основания и был весь покрыт вылинявшей шерстью; краска пожелтела и облупилась, а стены были почти голыми. Взяв ее плащ, он повесил его на стоящую в гордом одиночестве викторианскую вешалку, а затем проводил Фрэнни в маленький, аскетически обставленный кабинет.

Там был незажженный газовый камин из мрамора. На каминной полке покоилось распятие, а за ним стояла почтовая открытка с видом пирамид. Простой дубовый стол был завален бумагами, среди которых располагались старая пишущая машинка и маленький факсимильный аппарат. У стола стоял специальный стул для машинистки, выглядевший так, будто его подобрали на свалке. Убранство комнаты дополняли потертое кресло и диван, пружины которого выпирали под синей обивкой. Окно, перед которым стоял стол, выходило на улицу, и стекла дребезжали от проезжавших машин.

Фрэнни услышала легкие шажки, и в комнату с любопытствующим видом вошла, прихрамывая, староанглийская овчарка.

– На место, Шула! – скомандовал Бенедикт Споуд таким же диктаторским, но более ласковым тоном, чем тот, которым он приветствовал Фрэнни. – Вернись на место!

Собака развернулась и, неслышно ступая, медленно удалилась. Бенедикт Споуд указал Фрэнни на диван, а сам взгромоздился на вращающийся стул и принялся пристально изучать ее. Его презрительность и самомнение напомнили ей виденный как-то раз портрет одного из Борджиа.

Говоря, он несколько приподнимал голову, словно хотел донести свои слова до всех; его агрессивный тон немного смягчился.

– Пенроуз сказал, что вы забавлялись с планшеткой, так?

– Один раз. Когда училась в университете, – ответила Фрэнни.

– Один раз! – Он топнул по ковру ногой, обутой в черный лакированный ботинок, который казался слишком маленьким и изящным для него. – Что такого в этом выражении «один раз»? Почему вам кажется, будто оно все исправляет? Существуют обстоятельства, когда одного раза более чем достаточно, девушка. «Один раз» обанкротился. «Один раз» ограбил старуху. – Он разочарованно покачал головой. – Мне надоели разумные молодые люди, которые думают, что они все знают, которые развлекаются спиритическим сеансом, а потом прибегают ко мне за помощью, ожидая, что я взмахну волшебной палочкой и все исправлю.

Настроение Фрэнни совсем упало. Все неправильно. Нельзя было доверять Пенроузу, нельзя было слушать его. Она сжала кулаки от злости и отчаяния. Хотя прошлый вечер – Пенроуз за столом, – то, что он говорил, не могло оказаться просто удачными догадками. И она напомнила себе, что этого человека рекомендовал сам епископ Льюисский. Он епархиальный экзорцист. Он должен знать, что делает. Должен.

– Я полагаю, вы вряд ли ходите в церковь, не так ли? Только послушать рождественские гимны, – добавил он с легкой ухмылкой.

– Я ходила раньше.

– И как давно вы ходили?

– Семь или восемь лет назад.

Он сложил ладони вместе.

– Я по горло сыт теми, кто не ходит в церковь. Они приходят ко мне либо обвенчаться, чтобы потом поставить на каминной полке красивые фотографии, либо вдоволь наигравшихся с оккультизмом. – Потом его тон смягчился, совсем чуть-чуть. – О'кей, лекция окончена; время уходит. – В глазах даже появился намек на сочувствие. – Теперь расскажите мне все с самого начала.

– Насколько подробно Пенроуз посвятил вас?

– Давайте не будем строить догадки, тогда и ошибок не сделаем. – Он в ожидании откинулся на спинку стула.

Фрэнни начала. Священник нетерпеливо закивал, когда она стала говорить о сеансе и посланиях, которые обернулись предсказаниями. Он сидел неподвижно, когда Фрэнни излагала разговор с Эдвардом в библиотеке и то, как он, да и она сама, декламировали во сне латинские тексты. Без комментариев он выслушал и рассказ о том, что обнаружил Оливер в прошлом своей семьи, о его занятиях нумерологией и о своем открытии, что кафе ее родителей стояло на том самом месте, где когда-то находилась резиденция Халкинов.