Марио Пьюзо - Крестный отец (перевод М.Кан)

Владения Маранцано влились в державу Корлеоне. Каждому, кто перешел на его сторону, дон Корлеоне воздал по заслугам, закрепив за ним прежний источник дохода ― тотализатор или подпольную лотерею. Вдобавок ко всему он утвердился в профсоюзах швейников, что впоследствии сослужило ему хорошую службу. И вот, когда в делах был наведен порядок, беда нагрянула к дону домой.

Сантино Корлеоне, Санни, миновал шестнадцатый годок; парень вымахал дюжий ― шесть футов роста, косая сажень в плечах, с чувственными, но отнюдь не женственными чертами мясистого лица. Фредо был смирный мальчуган, Майкл ― совсем еще карапуз, с Сантино же вечно что-нибудь да приключалось. То ввяжется в драку, то нахватает плохих отметок в школе, а кончилось тем, что Клеменца, который в качестве крестного отца нес за него ответственность и считал себя не вправе молчать, явился в один прекрасный вечер к дону Корлеоне и сообщил, что его сын участвовал в вооруженном ограблении ― глупой затее, которая могла обернуться очень скверно. Зачинщиком явно был Санни, двое соучастников шли у него на поводу.

То был один из крайне редких случаев, когда Вито Корлеоне потерял самообладание. Вот уже три года, как у них в доме жил приемыш-сирота Том Хейген, и Вито спросил Клеменцу, не замешан ли и он в этой истории. Клеменца покачал головой. Тогда дон Корлеоне послал за Санни машину, и юнца привезли в контору, где помещалась торговая фирма «Дженко пура».

Первый раз в жизни дон потерпел поражение. Оставшись наедине с сыном, он дал волю ярости, честя набычившегося Санни на сицилийском диалекте, как ни одно иное наречие приспособленном для того, чтобы отвести во гневе душу. Напоследок он спросил:

― Кто дал тебе право так поступать? Откуда это в тебе?

Надутый Санни стоял столбом, не отвечая. Дон прибавил с презрением:

― И главное ― какая дурость! Много ли ты выручил за вечер? Пятьдесят долларов на брата? Двадцать? И за двадцатку ты рисковал жизнью?..

С вызовом ― так, будто он и не слышал этих последних слов, ― Санни сказал:

― Я видел, как ты убивал Фануччи.

Дон испустил протяжное «а-ах» и тяжело осел в кресле. Он ждал, что будет дальше. Санни сказал:

― Когда Фануччи вышел от нас, мама сказала, что можно подняться домой. Я увидел, как ты лезешь на крышу, и увязался следом. Я видел все, что ты делал. И как ты после выбрасывал бумажник и револьвер ― я не уходил с крыши.

Дон вздохнул:

― Ну, тогда я не могу учить тебя, как себя вести. Но неужели тебе не хочется окончить университет, стать юристом? Законник с портфелем в руках загребет больше, чем тысяча вооруженных налетчиков в масках.

Санни оскалил зубы и лукаво проговорил:

― Мне охота войти в семейное дело. ― Увидев, что на лице отца не дрогнул ни один мускул, что шутка не вызвала улыбки, он поспешно прибавил: ― Я могу выучиться торговать оливковым маслом.

Дон все не отзывался. Наконец он пожал плечами.

― Что ж, каждому ― своя судьба. ― Он не прибавил, что судьбу его сына решил тот день, когда он стал свидетелем убийства Фануччи. Лишь отвернулся и скупо уронил: ― Придешь завтра утром в девять. Дженко тебе покажет, что надо делать.

Но Дженко Аббандандо, с тонкой проницательностью, отличающей хорошего consigliori, разгадал подлинное желание дона и использовал Санни главным образом как телохранителя при особе его отца ― на должности, позволяющей постигать таинства сложного искусства быть доном. У самого дона также прорезалась педагогическая жилка, и он частенько наставлял своего первенца в науке преуспеяния, надеясь, что это пойдет ему на пользу.

Вдобавок к излюбленному отцовскому наставлению, что каждому назначена своя судьба, Санни постоянно доставались выволочки за вспыльчивость и неумение сдерживаться. Угрозы дон считал глупейшим из всех способов выдать себя, необузданную и слепую гневливость ― опаснейшей блажью. Никто никогда не слышал от дона открытой угрозы, никто не видел его в припадке безудержного гнева. Такое нельзя было себе представить. И дон стремился привить Санни выдержку, которой обладал сам. Он утверждал, что из всех жизненных ситуаций самая выигрышная ― когда враг преувеличивает твои недостатки; лучше этого может быть лишь такая, когда друг недооценивает твои достоинства.

Всерьез взялся за Санни caporegime Клеменца: учил стрелять, учил обращаться с гарротой. Сицилийская удавка не пришлась Санни по вкусу, он был слишком американизирован. Он отдавал предпочтение нехитрому, прозаическому, безликому оружию англосаксов ― пистолету, и это огорчало Клеменцу. Зато Санни сделался непременным и желанным спутником отца водил его машину, помогал в разных мелочах. Так продолжалось два года; с виду ― обычная картина: сын понемногу вникает в дела отцовского предприятия, звезд с неба не хватает, не проявляет особого рвения, довольствуясь работенкой по принципу «не бей лежачего».

Тем временем товарищ его детства и названый брат Том Хейген поступил в колледж, Фредо кончал школу, младший брат, Майкл, перешел во вторую ступень, сестричка Конни еще под стол пешком ходила ― ей было четыре года. Семья давно переехала в Бронкс, жили со всеми удобствами. Дон Корлеоне подумывал приобрести дом на Лонг-Айленде, но не спешил, рассчитывая приурочить покупку к кой-каким намеченным шагам.

Вито Корлеоне умел мыслить масштабно, предугадать, что к чему ведет. Крупные города Америки сотрясала междоусобная грызня в преступном мире. То и дело вспыхивали кровавые распри, честолюбивые бандиты рвались к власти, норовя отхватить себе куски чужих владений; другие, подобно самому Корлеоне, стремились оградить от посягательств свои границы и доходные места. Дон Корлеоне видел, как вокруг этих убийств раздувают страсти газеты, а государственные органы, воспользовавшись удобным предлогом, вводят в действие все более суровые законы, применяют все более крутые полицейские меры. Он предвидел, что возмущение в обществе способно даже привести к отмене демократического правопорядка, и тогда ― конец ему и тем, кто с ним связан. Изнутри его империя была крепка и надежна. И Вито Корлеоне решил добиться мира меж враждующими группировками в Нью-Йорке, а затем и во всей стране.

Он не обманывался, отдавая себе отчет, сколь небезопасно брать на себя подобную миссию. Первый год он употребил на то, чтобы, встречаясь с главарями различных банд Нью-Йорка, подготовить почву: прощупывал каждого, предлагал установить сферы влияния, за соблюдением которых будет следить объединенный совет, основанный на добровольных началах. Но разобщенность оказалась слишком велика; направления, где сталкивались узкие интересы, ― слишком многочисленны. Согласие представлялось недостижимым. Подобно многим великим властителям, основоположникам законов, чьи имена вошли в историю, дон Корлеоне решил, что мир и порядок невозможны, покуда число суверенных держав не будет сведено до минимума, поддающегося управлению.