Роберт Ладлэм - Ледовый апокалипсис

Валентина искоса посмотрела на Смита.

– Откровенно говоря, представления о мире, с которыми я росла, несколько отличались от тех, которые принято считать нормальными.

Смит понимающе кивнул.

– Представляю себе, каково это было!

– Мой отец обожал историю и любил выяснять, почему и как все получилось именно так, а не иначе. Он часто повторял: «Чтобы знать, куда идешь, ты должен знать, откуда ты взялся». Он привил эту любовь и мне, поэтому в колледже я специализировалась в области истории. Моя докторская диссертация называлась «Лезвие. Технология вооружений как движущая сила социополитической эволюции».

– Впечатляюще.

– И очень важно! – В голосе Валентины зазвучали возбужденные нотки лектора. – Только представь себе, насколько другой могла быть сегодня Европа, если бы большой английский лук не доказал свое решительное превосходство над французским арбалетом в битве при Азенкуре! Или – насколько изменился бы ход Второй мировой войны, если бы японцы не модифицировали свои авиационные торпеды, снабдив их деревянными стабилизаторами, что позволило им нанести удар по американскому флоту на мелководье Перл-Харбора! Задумайся, наконец, о том, что Соединенные Штаты Америки могли бы вообще не существовать, если бы англичане во время Войны за независимость приняли на вооружение казнозарядную винтовку системы майора Фергюсона!

Смит негромко засмеялся и примирительным жестом поднял ладонь в рукавице.

– Я все понял, но меня все же больше интересует твоя история.

– Ой, прости! Это у меня условный рефлекс по Павлову. В общем, получив докторскую степень, я обнаружила, что не могу найти достойное место для преподавания. В некоторых кругах мои взгляды воспринимались как несколько, гм, экстравагантные. Поэтому, чтобы не голодать, я стала заниматься определением подлинности, оценкой и поиском старинного и редкого оружия для музеев и частных коллекционеров. Эта профессия оказалась весьма прибыльной и интересной. Выискивая различные экземпляры для своих клиентов, я исколесила весь мир и со временем стала куратором Музея оружия Сандоваля в Калифорнии.

– Это мне известно. Но как ты оказалась именно здесь? – Смит легонько стукнул нижним краем магазина своего автомата по каменному полу пещеры.

Несколько секунд Валентина молчала, прикусив губу и словно вглядываясь в свое прошлое. Взгляд ее затуманился.

– Это – еще более… эзотерическая история. Как ты теперь уже, наверное, понял, я исповедую принцип «если оно того стоит, надорвись, но сделай!».

– Да, я в этом уже убедился, – с улыбкой ответил Смит.

– Со временем я почувствовала, что просто изучать оружие – для меня недостаточно. Мне хотелось научиться пользоваться им, почувствовать его душу. Я овладела искусством фехтования и кендо, я изучала опыт чемпионов всех стрелковых обществ США, я подкупила начальство филиппинской тюрьмы, чтобы меня пустили в камеры и я смогла беседовать с убийцами, виртуозно владевшими техникой обращения с ножом-бабочкой. Незадолго до его безвременной кончины я сидела у ног легендарного Белого Пера, лучшего снайпера морской пехоты сержанта Карлоса Хэчкока, слушая его откровения относительно искусства снайперской стрельбы. Огнестрельное оружие, холодное, взрывчатка, тяжелое армейское вооружение – я изучила их, научилась с ними обращаться и даже создавать. Я знаю все о любом оружии – от обычного топора до водородной бомбы.

Валентина убрала руку с приклада своего «винчестера», согнула пальцы и посмотрела на них.

– Я превратилась в смертоносное существо, но, разумеется, лишь на теоретическом уровне. Однако как-то раз я оказалась в Израиле, выслеживая пистолеты-пулеметы «стэн», нелегально производимые палестинцами для их войны за независимость, и в один из вечеров я ужинала в ресторане со своим коллегой, историком из университета Тель-Авива.

В голосе Валентины зазвучали мягкие нотки. Так обычно взрослые говорят о любимых детях.

– Это был очаровательный старичок. Он не просто преподавал историю, он дышал ею. Он пережил холокост и был очевидцем трех войн, которые вел Израиль за свое выживание. Мы ужинали в маленьком ресторанчике под открытым небом, рядом с университетом. Как сейчас помню, мы говорили о еврейских поселениях на Ближнем Востоке, рассуждали о том, могут ли они стать мостиком между европейской и арабской культурами. Официант принес нам блюда. Я заказала стейк, только успела взять нож, как вдруг хорошо одетая пара арабов – мужчина и женщина – вскочили из-за соседнего столика и стали стрелять во всех подряд.

Слушая этот рассказ, Смит следил за игрой чувств на лице женщины. Он каким-то образом понимал, что она сейчас испытывает не страх и не отвращение. Нет, она вспоминала и анализировала момент, изменивший всю ее жизнь. Причем делала это уже далеко не в первый раз.

– Раздались выстрелы, на меня брызнула кровь и мозги моего собеседника, которому пуля угодила между глаз. А потом женщина-террористка подняла пистолет, направила его мне в лицо и крикнула: «Аллах велик!»

Голос Валентины угас. Смит заботливо положил руку на ее спину и ласково, как ребенка, погладил.

– И что было потом?

Валентина встряхнула головой.

– А потом я словно очнулась ото сна и увидела, что стою над трупами двух террористов из «Хамас», забрызганная чужой кровью и со столовым ножом в руке, с которого тоже течет кровь. Что произошло за несколько секунд до этого, я не помнила. У меня в голове, видимо, на какое-то время, как говорят, «упали шторки», и я неосознанно впервые применила свои теоретические навыки на практике. С того момента владение оружием перестало быть для меня абстракцией.

Теперь Смит понимал, почему в их первую встречу между ними словно проскочила искра. Подобное тянется к подобному. В его жизни тоже случались крутые повороты, ему так же было знакомо ощущение, когда «падают шторки».

– Что ты чувствовала потом?

– Это очень любопытно, Джон, – промурлыкала она. – Я не чувствовала вообще ничего. Они были мертвы, а я жива, и такой расклад меня вполне устраивал. Единственное, о чем я жалела, это о том, что среагировала недостаточно быстро, чтобы спасти моего друга и других людей, погибших в том ресторане. Потом мне объяснили, что я обладаю идеальным менталитетом снайпера: я умею ограждать свою психику от моральной травмы, которую неизбежно получает любой другой человек, совершивший акт физического насилия.

– Заметь, я не претендую на свое моральное превосходство в связи с твоим последним заявлением.

– Для меня это большое облегчение. А вы, подполковник Джон Смит? Что с вами?

– А что со мной?

– Я примерно представляю себе, как пересеклись ваши пути с мистером Клейном, но кто вы такой? Откуда вы взялись?