Рут Ренделл - Убийство в стиле психо

Офис Олсона находится над парикмахерской «Пелаж». Кстати, Вексфорд остался верен своей любознательности и посмотрел, что это слово значит по-французски: «пелаж – собирательное обозначение волосяного покрова животных». Парикмахерскую открыли полгода назад, и ее интерьер в стиле хайтек напоминал внутренности компьютера. Само здание было старым, как и все постройки в этой части Квин-стрит. Бёрден вошел в подъезд и поднялся по узкой крутой деревянной лестнице, изъеденной древоточцем. Судя по всему, долго она не протянет – ей, наверное, лет сто или больше. Навстречу Бёрдену спускалась женщина. Слава богу, худая, иначе бы им не разойтись. Дверь Олсона была приоткрыта, и поскольку звонка над дверью не обнаружилось, Бёрден вошел в приемную и окликнул:

– Есть кто-нибудь?

В приемной стояло несколько пуфиков, в углу сложена то ли стремянка, то ли стол для массажа. Потолок почему-то разрисован знаками зодиака, на стенах – странные плакаты. На одном из них – ботинки, переходящие в ступни, с пальцами и ногтями. На другом – два кота в сапогах и плащах, скачут на белых лошадях. Бёрден сразу вспомнил разговор с Клиффордом и почувствовал на себе, что значит ощущать угрозу.

Дверь кабинета открылась, и оттуда неторопливо вышел человек. Невысокий, коренастый, но не толстый. Широкие плечи и бедра, никаких признаков брюшка. Темные кудрявые волосы, длинные, словно у женщины («пелаж» – вдруг вспомнил Бёрден), челка до самых глаз, рыжеватые бакенбарды, кустистая борода, густые аккуратные усы. Лица почти не видно, лишь аккуратно вздернутый нос, тонкие губы и темные глаза дикого зверя. Он остановился на пороге, сложив руки на груди, посмотрел на Бёрдена и протянул руку:

– Проходите, Майкл. Или вас называть Майк?

Дженни считает Бёрдена старомодным, только он действительно терпеть не может, когда чужие люди называют его по имени. Но препираться глупо, тем более что они с этим доктором, кажется, ровесники. Бёрден пожал плечами и прошел в кабинет, или как там у них называется – комнату для консультаций.

Кабинет очень походил на экспозицию из лондонского музея Фрейда, как-то раз Бёрден с Дженни ходили туда. Кушетка, персидские ковры – наверняка специально заказанные копии тех, настоящих, из музея. Олсон явно пытался воссоздать обстановку кабинета Фрейда, но мало преуспел. Кроме кушетки и ковров, все остальное выглядело убого: дешевая мебель, на стене – плакаты. Вот, например, один из них: разрушенный земной шар, сверху – цитата из Эйнштейна: «Энергия, вырванная из атома, переменила все, кроме нашего образа мыслей, и теперь мы приближаемся к невиданной доселе катастрофе». Вот бы сюда шефа с его широкими взглядами. Он всех понимает.

Олсон сел на стул в головах кушетки – наверняка это его привычное место – и молча посмотрел на Бёрдена. Видимо, тоже профессиональная привычка.

– Доктор Олсон, я знаю, что Клиффорд Сандерс – ваш пациент, – начал Бёрден.

– Мой клиент, – ну вот, опять это слово. Пациенты, посетители, зрители – в наше время всех называют «клиентами». – Я не доктор, – добавил Олсон.

В газетах часто ругали психологов, которые практикуют, не имея медицинского образования.

– Но у вас же есть какой-то диплом?

– У меня степень по психологии. – Олсон говорил спокойно, мягко, короткими фразами, как человек, которому не в чем оправдываться. Мол, принимайте меня таким, какой есть. Когда человек так себя ведет, это всегда вызывает ощущение кристальной честности. Поэтому Бёрден насторожился. Он ждал, что Олсон поинтересуется целью его визита, но тот сидел молча и разглядывал детектива со сдержанным, даже несколько сочувственным интересом.

– Я понимаю, что вы должны соблюдать профессиональную тайну, – продолжил Бёрден. – Поэтому, по крайней мере сейчас, я не спрошу, от чего вы лечите мистера Сандерса, – собственное красноречие привело его в восторг, и он обиделся, когда Олсон лишь слегка улыбнулся и кивнул. – Сейчас меня интересуют более прозаические вещи. Например, время вашей предыдущей беседы с мистером Сандерсом. Мне известно, что вы начинаете в пять, а в шесть заканчиваете.

– Нет.

– Нет?

Олсон был абсолютно спокоен. Он взглянул на плакат с земным шаром, на предсказание Эйнштейна и произнес:

– Клиффорд обычно приходит в пять, но иногда я переношу сеанс. Например, в прошлый четверг в половине восьмого я читал в Лондоне лекцию, и мне требовался запас времени.

– Вы хотите сказать, что мистер Сандерс не приходил в прошлый четверг?

Олсон печально улыбнулся. Наверное, он всегда так улыбается, если его не понимают.

– Отчего же, приходил. Я попросил его приехать на полчаса раньше. Он немного опоздал и ушел в половине шестого.

– Вы уверены? Не без двадцати шесть? Прибавьте время на обмен прощальными фразами, телефонный звонок.

Олсон снял часы и положил их на стол.

– Ровно в половине шестого я беру в руки эти часы и объявляю клиенту – в данном случае, Клиффорду, – что время истекло, и мы встретимся на следующей неделе. Никаких прощаний.

Помнится, во время беременности Дженни тоже ходила к психологу. Бёрден никогда не расспрашивал ее, как это. Наверное, она тоже ложилась на кушетку, изливала доктору душу, открывая самые потаенные уголки своей психики. А тот бесстрастно слушал. Бёрдену не нравился Олсон, и он ему не верил, но понимал, что его поведение с клиентом таким и должно быть.

– Значит, Клиффорд Сандерс ушел от вас ровно в половине шестого?

Олсон кивнул.

– И после этого вы поехали в Лондон? Где вы читали лекцию?

– Я выехал из офиса в шесть, мой поезд в шесть шестнадцать, в Лондон, на вокзал «Виктория», он прибывает в десять минут восьмого. Я взял такси, отправился на улицу Пимлико, в Городскую ассоциацию психотерапевтов, где выступил с докладом на тему проекций.

Этот человек абсолютно уверен в себе. Бёрден испытующе посмотрел на Олсона.

– Как вы думаете, почему Клиффорд Сандерс сказал, что его сеанс длился с пяти до шести?

Сейчас мне начнут объяснять про угрозу, беззащитность и проекции, подумал Бёрден. Олсон встал, подошел к маленькому грязному столику, похожему на кухонный, и полистал ежедневник. Прочитав какую-то запись, он сверился с часами и загадочно улыбнулся, потом захлопнул ежедневник и повернулся к Бёрдену.

– Не знаю, поймете ли вы, Майкл. Возможно, вы никогда не задумывались, что время – очень мощный фактор в человеческой психике. И я взял бы на себя смелость предположить, что время является еще одним юнгианским архетипом коллективного бессознательного. У некоторых людей время – один из аспектов Тени.

Бёрден смотрел на Олсона с глубоким непониманием и столь же сильным раздражением.

– Давайте предположим, что время – это Время с большой буквы. Некое божество в крылатой колеснице, Прародитель Времени – возможно, вы слышали об этом. Некоторые люди порабощены Временем, для них оно как старик с черепом вместо лица и с косой в руках. Время гонится за людьми, пытаясь их настигнуть. Они склоняют головы перед Временем, оно повелевает ими. И они приходят в смятение, если не могут вовремя поклониться ему, исполнить его волю. Но некоторые, Майкл, ненавидят Время. Боятся его. Этот страх столь велик, что люди заталкивают его в свое бессознательное, пытаясь исключить такое понятие, как Время. Они живут при полном отсутствии знания о времени, словно мир может обойтись без него. Для таких Время проходит незаметно – полчаса, час – какая разница. Им тяжело вставать по утрам, а вечерами так страшно, что они засыпают лишь в три-четыре часа ночи. Чтобы прийти вовремя на встречу, им приходится прилагать нечеловеческие усилия. Друзья обычно знают об этой их странности, и если зовут в гости, то называют время на полчаса раньше. То же самое и с памятью: спрашивать таких о точном времени – все равно что совершать акт насилия.