Мастер Чэнь - Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение

Мануэл же, чудом избежавший сердечного приступа, появился на пристани чуть ли не раньше меня. И не поверил своим глазам, увидев, что с задачей я справилась.

– Интересно, что испытывает здешний резидент-советник, когда мимо него проносится авто, по стоимости равное всему автопарку его администрации, – легко произнес господин Эшенден.

Я покосилась в его сторону: окутанный дымом манильской сигары, он явно наслаждался жизнью.

– Фрост? Да ничего он не испытывает, потому что по этому острову я по большей части перемещаюсь на велосипеде, – сказала я. – Тут далеко ехать не приходится. Что ей делать на этих улицах каждый день? Это видение Мануэл выкатывает лишь по особым случаям – ну, когда надо ехать в Сингапур, например. После чего здесь, в городе, ходят разные легенды… Вы можете себе представить – выехать отсюда утром, пересечь пролив на пароме и быть в Сингапуре к вечеру? Она несется, как ветер.

– То есть эту красавицу сгрузили с парохода вместе с вами, вернувшейся из Америки, а дальше выяснилось, что здесь в ней особо ехать некуда? Грустная и поучительная история, моя дорогая Амалия, – задумчиво проговорил он. – Но внимание: спектакль начинается. Вот я уже вижу какого-то чиновника местной администрации, явно готовящегося встретить резидента. Он сейчас укажет для его авто место рядом с вашим… А вот и начальник полиции. Теперь в сценарии значится ваша записка, Амалия. Те слова, которые можете знать только вы двое. Вон то авто уже готово отвезти ее.

Я быстро написала карандашиком в золотом футляре несколько слов на бумаге.

– Позволите, любопытства ради? Это ведь вряд ли что-то совсем личное?

Я пожала плечами, мой собеседник обратил к записке взор, и брови его поползли вверх:

– Бог ты мой, при чем тут зеленые змеи? Впрочем, когда-нибудь я попрошу вас рассказать мне и это…

Но я не слушала господина Эшендена. Потому что по высокому трапу, как с неба спускавшемуся с черного борта «Раджулы», осторожно шел вниз индиец в кремовой курта-пижаме. Украшенная короткой седой щетиной голова его была вытянута, как у грифа, вперед на тонкой жилистой шее, горбатый нос украшали круглые очки. В руке пассажира был небольшой мягкий чемодан.

Я всматривалась в его лицо и не верила своим глазам.

Босые ноги в коричневых сандалиях отсчитывали среди странной тишины одну ступеньку за другой, осторожно, но неуклонно. И под аккуратное постукивание этих сандалий мир вдруг замер. Исчезли все остальные звуки, бледным стал свет, в игрушечные и смешные декорации превратились гордые аркады и балконы Уэльда, перестал трепетать и потускнел Юнион Джек, картонным и совсем не страшным двухмерным муляжом стал британский миноносец на переставшей качать его воде. Все замерло в трепетном оцепенении, пока маленький хрупкий индиец неторопливо нащупывал свой путь старческими ногами.

В холодной ярости я повернулась к Эшендену, издав какое-то сдавленное шипение:

– Это что значит? Вы же сказали, что человек по фамилии Ганди не коснется ногой этой земли? Такова, значит, цена вашего слова?

Но Эшенден, не донеся до рта сигару, с кончика которой шел серебристый дымок, и сам смотрел на эту сцену, недоуменно приподняв брови.

Тут к подножию трапа, навстречу пассажиру, с радостным визгом бросился целый выводок индийских детей, в чьих ушах поблескивало золото. И наваждение прошло, мир снова стал прежним, цветным, полным звуков и запахов.

– Ну, конечно же, это не он, – с явным облегчением произнес Эшенден. – Да и потом, Ганди не носит такой одежды, а только домотканую, собственного изготовления. Но похож, ах, как похож – впрочем, он по внешности не сильно отличается от тысяч обычных индийцев… Боже мой, ну так ведь нельзя, как вы эмоциональны, дорогая Амалия – даже я поддался вашему колдовству!.. Но вот и все, вот и герои нашего спектакля занимают места на сцене.

Впечатывая шины в горячий асфальт, мягко подъехал «Роллс-Ройс» резидента. Шофер покосился на мое Белое видение, и лицо его выразило полную растерянность. Резидент сумел не унизиться до такого, кивнув вместо этого господину Эшендену любезно и потом с любопытством – мне. Взглянул на часы и энергично кивнул уже сам себе.

Я скосила глаза направо, в сторону Уэльда, и сердце мое гулко забилось.

Там, вдалеке, остановилось полицейское авто – и из него выпрыгнул Элистер, заросший бородой, в длинной курта-пижаме. Он бодро двинулся вперед между двух монументальных сикхов, сопровождавших его по правую и левую руки с громадным почтением. Он жадно озирался по сторонам, шел почти подпрыгивая, как зверь, выбравшийся из клетки – и был хорош, ах, как хорош.

По сикхам было как-то сразу видно, что это полицейские в обычной одежде. Но они не смотрели на начальника своих начальников, резидента, и вообще не смотрели на кого-либо, поглощенные важностью своей миссии. Тем, что их храм на Бриккилн-роуд покинул замечательный сант, а они удостоились чести участвовать в этом событии.

– То есть все это время ваш молодой человек был под самой лучшей в этом городе охраной, – покачал головой Эшенден, пытаясь рассмотреть Элистера издалека. – Охраной полиции. Утром или днем эти сикхи, как и положено, искали пропавшего англичанина. А вечером шли в храм и… То есть все всё знали, кроме горстки высших чиновников – англичан, конечно?

– Господин Эшенден, – не без удовольствия сказала я. – Это сикхи. Они всегда носят у пояса оружие – чтобы охранять и защищать жизнь человека или… хоть крыса. И это люди исключительной верности, и если ты просишь сикха о помощи в беде… Знаете, что я сказала… тому, к кому обратилась? Я сказала: «Человек в беде. Он англичанин.

Его хотят убить свои». После этого мне было уже не о чем волноваться.

– Вы знали это еще тогда? – восхитился он. – Про то, кто хочет его убить? Ваши таланты просто нуждаются в лучшем применении.

– Но я не знала, кто именно и почему, – напомнила я. – Хотя отлично понимала, что кто бы этот человек ни был, даже узнав, где Элистер, он десять раз подумал бы, прежде чем нарушить неприкосновенность сикхского храма. И знаете ли, господин Эшенден. Сейчас я думаю, что допустила одну ошибку.

Он страдальчески поднял брови, и лоб его покрылся рисунком мелких складок.

– Я теперь думаю, – сказала я извиняющимся голосом, – что хотя не сразу, но Стайн догадался обо всем. И только когда догадался, начал готовиться к бегству. И к тому, чтобы уничтожить нас всех, кроме… Кроме Элистера. Который, как Стайн в этом случае тоже наверняка понял, действительно ничего не знал. Так что Элистер в любом случае остался бы жить. Потому что достать его из храма Стайн уже точно не мог. Представьте, чей приказ нужен, чтобы полиция – или кто бы то ни было – попыталась вторгнуться в собственный сикхский храм.