Лорен Бьюкес - Земля матерей [litres]

«Пожалуйста, пусть этот промысел включает в себя санитарный перерыв», – думает Майлс. Он в отчаянии; ему ненавистна мысль воспользоваться туалетом в автобусе, в котором сквозь запах химических реагентов воняет старым говном. От такого непочтительного отношения его охватывает чувство вины. Прости, бог!

Остановка должна быть в самое ближайшее время. Майлс поворачивается и смотрит на папины часы, неуклюже-большие на обмякшей маминой руке, лежащей на коленях. Она «дает отдохнуть глазам». С момента последней остановки прошел всего час. Но почему за окном темно? Словно конец мира – химические сумерки.

– Мам! – толкает он мать.

– Мммф… – Она трет глаза. – Сколько сейчас времени?

– Я сам хотел у тебя спросить. Что случилось с небом?

– Твою мать! – выдыхает мама, глядя вперед. Шоссе перегородила стоящая наискосок полицейская машина, в полумраке мигают красная и синяя лампочки. Женщина-полицейская поднимает руку. Автобус уже замедляется перед дорожным постом. Мама садится прямо, дважды пожимает ему руку. «Все будет хорошо». Но будет ли? Правда?

Мама закрывает лицо «речью» и перевоплощается, просто сменив позу, ссутулившись, опустив подбородок, становясь маленькой, робкой и благочестивой. «Прими позу», – думает Майлс. Он следует маминому примеру, приглаживает непокорную прядь, натягивает «речь». Здесь смотреть не на что. Только благочестивые монашки. Сердце гулко стучит в груди, целая лавина лошадей. Но причиной тому не только страх. Но также и надежда, и не говорите маме, но, может быть, на этом все закончится. И им больше не надо будет спасаться бегством. Это ведь явится облегчением, правда? Отчасти. Ведь так?

Полицейская машет рукой, чтобы Вера открыла дверь, и поднимается по ступеням в салон. На ней отвратительные солнцезащитные очки с поляризованными стеклами, похожие на узкие глазки жука, которые никому не идут, и разве она не знает, что полицейские должны носить круглые очки, как у летчиков? Она тощая, волосы у нее забраны во французскую косичку, рот маленький и злой. Майлс не знает, что они будут делать, когда полицейская покажет на них с мамой. «Мы вас разыскиваем! – скажет она. – Вы думали, что сможете от нас спрятаться. Отдайте мальчика!»

Мама крепко сжимает ему руку. Потому что у них нет никакого плана, бежать некуда, и это может быть конец.

У полицейской на поясе пистолет, но Майлс знает, что у Веры тоже есть пистолет, для самообороны, и он представляет, как вспыхивает перестрелка, прямо здесь, в автобусе; волна неоновых монашек выполняет приемы ниндзя, мелькают рясы, яркие краски против темно-синего мундира. И, вероятно, будут жертвы. Кто-то падает на землю, посреди «О» в одном из «прости» расплывается кровавое пятно. Наверное, Умеренность. «О нет?» – воскликнет она так, словно это вопрос. И мама будет так поглощена помощью ей, что не увидит, как он вскочит с места и набросится на полицейскую, потому что Целомудрие в беде, полицейская сделает ей захват за шею и приставит к голове пистолет, беря ее в заложники, и он окажется единственным, кто сможет ее спасти. Он ударит полицейскую Библией и оглушит ее, а Целомудрие сорвет с лица «речь», поцелует его и скажет, что она всегда знала правду. Они все знали. И ждали его… нет, это слишком приторно. Нужно гнать прочь подобные мысли. Богу это не понравится. Даже фантазии. Как говорит мать Низшая, наши мысли – это зеркало, которое мы подносим к своему сердцу.

Однако полицейская не говорит ничего этого. Она удивленно кивает, словно показывая – ну да, группа монашек в сумасшедших клоунских нарядах, и что с того?

– Дамы, – говорит она, – с сожалением сообщаю вам, что дорога закрыта.

Мама разжимает стиснутые руки, а Майлс трясет кистями, восстанавливая кровообращение.

– Но мы едем в Атланту, – говорит Надежда. – Нам нужно в Атланту. У нас строгий график.

– Этой дорогой вы туда не попадете. В горах Уошито сильные лесные пожары. Там опасно.

– Спасибо тебе, изменение климата, – шепчет мама. Она испытывает облегчение, огромное облегчение от того, что речь идет всего-навсего о горящих лесах, легких Земли, а не разыскивающих их полицейских. Майлс напрягается, затем замечает, что мама следит за ним и старается исправиться. – Это ужасно. Извини. Это очень страшно. Не могу себе представить опустошения, причиненные огнем.

– Возможно, мы могли бы помочь, – говорит Майлс, достаточно громко, чтобы его голос донесся до полицейской. – Мы можем помочь? – Потому что это было бы что-то полезное и осмысленное – борьба с пожаром.

– А, девочка, – говорит Целомудрие, – ты просто прелесть!

– Мы отстаем от графика, – возражает Надежда.

Полицейская качает головой.

– Добровольцев у нас и так достаточно. Люди спешат на помощь со всех сторон. Если только у вас в автобусе нет пилотов пожарных самолетов, самая большая польза, которую вы можете оказать, это никому не мешать и объехать пожар стороной.

– Мы будем за вас молиться, – предлагает Умеренность.

– Будем вам признательны, – говорит полицейская и разворачивается. И Вера заводит двигатель, и они возвращаются в Мир Автобуса.

Объездная дорога ведет на север вдоль границы Арканзаса (Майлс катает это название на языке: «арррр-кан-зассс») в сторону Талсы. Она отнимает лишних пять часов, а небо становится все более мрачным, даже несмотря на то, что автобус удаляется от пожаров, и затем медленно, постепенно синева становится черной словно знак Господа. А может быть, просто ветер дует в другую сторону.

Ближе к вечеру Вера сворачивает к мотелю рядом с аэродромом. Желто-черный самолет торчит из фасада здания, словно собираясь взлететь, рядом с неоновой вывеской «Мотель Миля в небе». И более важные таблички: «Открыто» и «Есть свободные места».

– Если изменить одну букву, это будет твой мотель, – говорит мама, все еще стараясь вернуть его расположение после неудачного замечания об изменении климата.

Целомудрие слышит ее замечание и подхватывает:

– «Мотель Мила в небе»? Пожалуй, так будет лучше. – Она поясняет, ради него: – «Миля в небе» – это неприличное выражение [78]. – Как будто он не знает. Как будто он еще маленький и глупый.

– Могло быть и хуже, – говорит Умеренность. – Мы могли бы остановиться на ночь в гигантском ананасе.

Владелица мотеля – веселая женщина лет шестидесяти, и они с Надеждой сразу же заводят разговор о самолетах. Майлс предполагает, что именно поэтому Вера решила остановиться здесь. Впрочем, выясняется, что владелица мотеля – друг Церкви, потому что, хотя Сердец по всей стране лишь несколько десятков, Добровольные помощники есть везде.

– Мотель пуст, – говорит женщина. – Никто больше сюда не приезжает. В наши дни мало кто летает ради удовольствия, – продолжает она. – Кухню мы закрыли еще несколько месяцев назад, но если вы хотите запастись содовой и чипсами с печеньем, есть торговый автомат. И в нескольких милях отсюда есть столовая, где предлагают весьма приличный завтрак, если у вас есть желание завтра попробовать.