Стефан Анхем - 10 способов умереть

Конец приближался, он начался с дрожи в ее голосе.

— Яма уже была вырыта… Все было готово… — Внезапно волна удовольствия, разрядка охватила все ее тело. — Он хотел похоронить меня… — И перешла на него. — Заживо… — Она охватила их тела с такой силой, что они оба закричали.

Фабиан попробовал все еще слишком горячий кофе и потрогал колени, которые, несмотря на две таблетки обезболивающего, болели, как после марафона. Когда он проснулся сегодня утром, то вообще не понял, почему они так болят. Но как только обнаружил ссадины, то все встало на свои места.

Но сейчас его не волновали ни ссадины, ни непрекращающаяся боль. Напротив, они были одними из немногих светлых пятен в его нынешней жизни. Напоминанием о том, что ночные упражнения с Соней на полу в студии были не просто сном.

Наконец-то она рассказала обо всем и тем самым заполнила пробелы в его картине того, что случилось в те роковые дни, когда она ушла от него к своей новой любви. Это была суровая правда, как для него, так и для нее. То, что речь шла о нанесенной травме, он понял давно. Но то, что она была похоронена заживо, запертая в сделанном ею же арт-объекте «Висящий ящик», принять было крайне трудно, хотя это объясняло, почему его коллеги так настаивали на том, чтобы забрать деревянный ящик на техническую экспертизу.

Это также дало ответ на ее внезапное отвращение к искусству. Еще стало ясно, почему она ждала его именно в студии и решила рассказать обо всем именно этой ночью. Оказалось, что вчера днем она получила сообщение от полиции о том, что осмотр ящика завершен и у нее есть пять рабочих дней, чтобы забрать его домой, в противном случае он будет отправлен на утилизацию.

И все же он чувствовал себя не в своей тарелке, думая обо всем этом. Как будто вся ночь была какой-то неправильной: они лежали там, занятые только друг другом и общей болью, и позволили себе наслаждаться процессом в то самое время, когда их сын провел свою первую ночь в тюрьме. Это было не похоже на него, и уж точно не похоже на Соню.

— Кого я вижу! Господин Риск снова пришел первым. — Муландер огляделся по сторонам, направляясь в конференц-зал. — Чтоб меня черти взяли!

— Здорово иметь возможность кого-то удивить, — ответил Фабиан, улыбнувшись.

— Хотя ты выглядишь усталым и измученным. Вчера поздно закончил?

— Достаточно. Надо доделать несколько дел.

— Да, дел у нас много всегда. — Муландер положил стопку папок на стол и сел. — Значит, сегодня не будет никаких «личных дел»?

— Будут, но только сегодня до обеда.

— Опять Теодор?

Фабиан кивнул.

— А у тебя как? — Из всех тем о Теодоре с Муландером он хотел говорить меньше всего.

— Что ты? С ума сошел? Откуда у меня время на личные дела посреди всего этого? — Муландер развел руками.

— Я скорее имел в виду вчерашний вечер. У Гертруды ведь был день рождения?

— Эм… Да… — Муландер замер. — Прости, что ты сказал? Я задумался о своем…

— Гертруда, твоя жена. Я видел в Фейсбуке, что у нее вчера был день рождения. Надеюсь, ты успел отпраздновать с ней как следует, а не просто сидел здесь и работал всю ночь.

— Аа-а… да… — Муландер выдавил из себя улыбку и рассмеялся. — Надежда умирает последней. К сожалению, я должен тебя разочаровать. Но, к счастью, Гертруда давно меня знает и в курсе, что у меня нереально много работы, когда у нас новое расследование.

— Вуаля! Ну, что я говорила? — воскликнула Тувессон, входя в кабинет с Утесом и Лильей. — Вот они где. Отлично. Давайте начинать. Если, конечно, вы не заняты обсуждением чего-то своего.

— Совсем нет, — сказал Муландер. — Мы просто говорили о рабочей нагрузке. А теперь, раз уж мы затронули эту тему, я могу рассказать, что провел всю ночь в лаборатории, сопоставляя все образцы, которые мы собрали с различных мест преступления. И это несмотря на то, что, как справедливо заметил Фабиан, у Гертруды вчера был день рождения.

— Другими словами, сегодня ночью ты будешь спать на диване, — сказал Утес и начал подключать ноутбук.

— Вообще-то у меня очень понимающая жена, так что я уж как-нибудь выживу.

— И к чему же ты пришел? — спросила Тувессон.

— К тому, что Фабиан был прав в своей теории о том, как взаимосвязаны расследования, и в том, что это не работа нескольких отдельных преступников с разными мотивами, а одного человека. — Он поднял вверх указательный палец. — Фабиан, не надо так удивляться. Когда-нибудь, думаю, у тебя тоже получится. — Он одарил Фабиана улыбкой и подмигнул, прежде чем снова обратился к остальным. — Оказалось, что, не осознавая этого, мы собрали ДНК-образцы в виде фрагментов кожи, волос и слюны одного и того же человека на всех трех местах убийства.

— Означает ли это, что чисто технически мы можем привязать одного и того же человека, о котором идет речь, к убийству Мунифа Ганема, Леннарта Андерссона и Молли Вессман? — спросила Тувессон.

Муландер кивнул.

— И с большой долей вероятности даже Эверта Йонссона, хотя пока мне удалось сопоставить только один отпечаток пальцев с кокона с отпечатком из прачечной.

— Это просто невероятно! Но скажи мне, почему мы не обнаружили этого раньше, ведь доказательства были найдены и лежали в вашей лаборатории все это время?

— Этому есть несколько различных объяснений. Во-первых, мы только сейчас начали получать результаты по образцам ДНК, во-вторых, никто из нас не думал всерьез о том, что это мог быть один и тот же преступник до вчерашнего дня, когда Фабиан…

— Мы думали об этом, — перебила его Лилья. — Нам просто не удалось найти какой-то общий мотив.

— Именно. И именно поэтому для меня не было главным приоритетом сопоставить все отпечатки и образцы, которые мы получили. Но вы можете считать виноватым меня, если вам от этого станет легче. Нет проблем. Как будто у меня было двадцать пять, а может, и все двадцать шесть часов в сутках.

— Да, я действительно в большой степени могу винить тебя. — Тувессон закрыла дверь. — Это не означает, что и ты, и все мы не работали намного больше, чем можно только представить в течение нескольких последних недель. Но, честно говоря… Вам не кажется немного странным, что только сейчас, после четырех убийств, мы осознали, что это вовсе не отдельные события, а действия серийного убийцы? Серийного убийцы, который, вероятно, сейчас вовсю планирует следующее преступление.

— Ну да, немного странно, — пожал плечами Муландер. — Я бы сказал, что все в этих расследованиях было и остается необычайно странным. Все, от совершенно разных способов убийства до выбора жертв. Взять хотя бы время. Эверт Йонссон задыхается в своем коконе где-то около 25 мая…

— Ингвар, я…

— Подожди, вообще-то сейчас говорю я. После этого проходит почти двадцать дней, прежде чем Муниф Ганем погибает в прачечной. Через три дня Молли Вессман умирает от отравления, то есть в тот самый день, когда Леннарт Андерссон был зарезан прямо на глазах у множества свидетелей в «Ика Макси». — Муландер развел руками. — Так что нет, в нынешних обстоятельствах я бы скорее сказал, что мы работали довольно быстро и эффективно.