Ибон Мартин - Танец тюльпанов

— Давай, чего же ты тянешь? Я хочу покончить с этим немедленно, — поторапливал ее Олайсола.

Сестеро огляделась. Их окружали десятки каменных крестов и фигуры святых, плачущих под пасмурным небом.

— Возможно, это не лучшее место, — начала она, бросив взгляд на свежую могилу.

Комиссар развел руками и изобразил удивление.

— А по-моему, лучше не придумаешь. Здесь нам никто не помешает и не подслушает.

Кивнув, Сестеро потянулась в карман за блокнотом, но передумала из-за дождя. Придется положиться на память.

— Хорошо. У меня не так много вопросов. Где вы были, когда было совершено преступление?

— На ты .

— Прошу прощения?

— Я же просил обращаться ко мне на «ты».

Сестеро вздохнула. В свое время ей пришлось переучиваться, чтобы обращаться к подозреваемым на «вы».

— Где ты был?

— На рыбалке. Один, на собственной лодке. Не лучшее алиби, знаю, но на причале я встретил Нестора, соседа из Мундаки, который может подтвердить время отплытия. Когда я вернулся, на причале был мужчина. Я не знаю, как его зовут, он только недавно начал швартовать свою лодку рядом с моей. Можно поговорить с ним.

— И сколько ты провел на рыбалке?

— Часа три.

Комиссар отвечал, не задумываясь. У него было достаточно времени, чтобы подготовиться. Но в любом случае трех часов достаточно, чтобы где-то оставить лодку, совершить убийство и вернуться. Море не дает алиби.

— Почему Наталия тебя бросила?

Этот вопрос задел гордость комиссара, и он отвернулся, прежде чем дать ответ.

— Я же говорил, что это обоюдное решение.

Секундная заминка — но Сестеро ее заметила.

— Всегда кто-то является инициатором.

Поджав губы, Олайсола посмотрел на нее свысока. Он не привык к тому, что кто-то требует от него ответы.

— Это случилось четыре месяца назад… Вокруг начались пересуды. Герника — чертова деревня. Наши отношения стали достоянием общественности. «Слыхал? Та, с радио, с начальником полиции…». Это было невыносимо. Наталия сказала, что больше не хочет причинять боль матери. Я предложил нам обоим уйти из семьи… Она не рискнула сделать этот шаг, и мы расстались.

Сестеро глубоко вздохнула. За обоюдным решением на самом деле скрывался уход Наталии.

— А твоя жена? Как она пережила все это?

Комиссар провел тыльной стороной ладони по одной из многочисленных роз, которые усыпали могилу, и покачал головой.

— Никак. Ей было все равно. Между нами давно все кончено. Мы жили вместе под одной крышей, как давние друзья, — и все. Она живет своей работой, а я своей.

— Но вы живете вместе?

— Вместе, но мы не близки. У нее свои любовники. Ну если останется время после работы.

— Где она работает?

— Она адвокат. Очень успешный… Громкие дела.

— Ты же понимаешь, что мне придется с ней поговорить, — предупредила Сестеро.

Олайсола поморщился, но выбора у него не было. Он прекрасно знал процедуру.

— Наталия когда-либо рассказывала тебе об угрозах? Она чувствовала себя в опасности?

— Маловероятно, что кто-то вроде Наталии никогда не получал угроз, но, скорее всего, ей было на них плевать. Она никогда мне ничего такого не говорила. У вас есть какие-то зацепки?

Сестеро отрицательно покачала головой. Нельзя делиться деталями расследования с подозреваемым, пусть даже комиссаром. У нее было еще столько вопросов. Какой была Наталия? Какие у нее были отношения с коллегами? Как она… Но утомлять расспросами Олайсолу казалось неправильным. Не перед могилой убитой. Ведь это место все еще переполнено скорбью. Ленты траурных венков — от лучшей подруги, от кузенов, от торговцев с рынка… Цветов было так много, что они почти полностью покрывали могилу. Розы, хризантемы, гвоздики… И тут у нее перехватило дыхание.

— Боже… Он был здесь.

Правой рукой она указала на один из букетов. Это не очередной букет. Он не защищен целлофаном, и он без ленточки с прощальными словами. Ничего подобного.

Это был букет тюльпанов. Красных — как тот, что сжимала в руках Наталия, когда поезд оборвал ее жизнь.

Вторник, 23 октября 2018

— Нет, они не мои. И не ищите дальше. Вы не найдете эти тюльпаны ни в одном цветочном магазине Герники. — Продавщица в цветочном магазине презрительно посмотрела на букет.

— Почему? — Сестеро удивила ее категоричность.

Флористка бросила на нее снисходительный взгляд. Это была женщина средних лет — до такой степени худая, что казалась высокой, хотя высокой она не была. Или, возможно, эту иллюзию создавала прямая как палка спина?

— Вы ведь не особенно разбираетесь в цветах? — заметила она, сделав паузу, но Сестеро так ничего и не ответила. Флористка отложила красные ленты, которыми она занималась все это время, и подошла к полицейской. — Тюльпаны цветут весной, и спрос на них именно в это время. Осень — это что-то странное. Никто их не продает. Разве вы когда-нибудь видели, чтобы кто-нибудь приносил тюльпаны на кладбище в день всех святых? Разумеется, нет.

Сестеро не нравилось презрение на лице этой женщины, которая кривила губы при каждом взгляде на кольцо в ее носу. Она бы с радостью покинула это место, но у этой сотрудницы была важная информация.

— И откуда тогда мог взяться букет? — спросила она, скрывая недовольство.

Цветочница нежно погладила лепесток одного из тюльпанов, затем покачала головой и пожала плечами.

— Я готова поспорить на собственный магазин, что в радиусе ста километров не найдется ни одной цветочной лавки, где можно было бы купить эти тюльпаны: это очень редкая разновидность.

На этот раз губы сморщила Сестеро. Такого ответа она не ожидала.

— Что это за сорт? — Возможно, так удастся выяснить их происхождение.

— Трудно сказать… Их тысячи, но это точно гибридный сорт. Возможно, Дабл Эрли Абба или Фаер оф лав … — Ее произношение было идеальным, будто она только что выпустилась из Оксфорда.

— Есть ли какой-нибудь способ узнать, когда их купили?

— Надо посмотреть… — Цветочница вытащила тюльпан из букета. Со сосредоточенным видом она сделала разрез по всей длине и принялась внимательно его изучать. Эта процедура удивила Сестеро. — Он свежий. Его срезали меньше суток назад. Я бы даже сказала, часов пять назад.

Сестеро перевела взгляд на часы на стене, частично скрытые зарослями. Было одиннадцать утра. Если флористка права, эти цветы срезали не позднее восьми вечера накануне.

— Как вы можете утверждать с такой точностью?

Еще один снисходительный взгляд от цветочницы.

— Потому что. Я занимаюсь цветами всю свою жизнь.

Сестеро прикусила губу, чтобы не сказать какую-нибудь грубость. Она с трудом выносила таких женщин.

— А что насчет этого? — Она протянула ей остатки цветка, который Наталия Эчано сжимала в руках в момент своей гибели.