Дэвид Джексон - Игра начинается

Держи себя в руках.

Тебе легко говорить. Эта ночь должна была стать особенной. А они ее испортили. Пустили весь день насмарку. Хотя должны были поднять мне настроение.

Знаю, но срываться все равно не стоит. Нехорошо действовать в порыве гнева. Гораздо интереснее, когда ради игры, ради удовольствия… Как это было с Картерами, например. Помнишь, как тебе понравилось? Как было классно, когда их дымящаяся кровь текла по пальцам? И с родителями тоже. Помнишь их лица, когда они осознали свою участь? Сравни с тем, что было прежде. Чувствуешь разницу? Так ведь гораздо лучше?

Броган в темноте кивнул.

Просто маленькая заминка, вот и все.

Ага.

Завтра будет по-другому. Мы все подготовим. И если Колетт опять начнет ломаться, мы ей устроим.

Да, устроим.

Вот и молодец!

Броган вернул лист изоляции на место, прикрывая дыру. Включил фонарик и пополз по чердаку обратно в свою лачугу.

Только теперь, когда рев в голове затих, он вдруг понял, как сильно проголодался. Из-за фиаско с Ральфом не ел с самого утра.

Пора устроить себе пиршество.

В дом Элси он входил уже увереннее, хотя, судя по прерывистому храпу из спальни, старуха нынче спала беспокойно. Впрочем, даже если она проснется, вряд ли услышит шум на первом этаже.

Когда Броган проходил мимо ее дверей, часы пробили полночь. Вспомнились другие часы – те, которые велели Ральфу на него напасть, – и Брогана невольно пробрала дрожь.

Пока часы били, он стоял неподвижно, удивляясь, как можно спать при таком грохоте. Механизм наконец стих, а Элси хрюкнула и захрапела ровнее. Броган вспомнил, что на ночь она снимает слуховой аппарат.

Чтобы ее добудиться, надо колотить по кастрюлям.

К счастью, это в моих планах не значится.

Можно еще из дробовика пальнуть.

Ты серьезно? Обязательно говорить об этом прямо сейчас?

Это моя работа.

Значит, увольняйся.

При такой-то зарплате? Не искушай меня.

Броган спустился. Снова зашел на кухню. Заглянул в холодильник.

Полнее тот за день не стал. Из разговоров с сиделкой Броган понял, что обед Элси обычно заказывает в доставке, а по вечерам готовит себе суп или обходится бутербродами. Продукты привозят раз в неделю, и нынче ее припасы подходили к концу. Даже взять нечего…

У Брогана заурчало в желудке.

Жрать охота. Даже смешно. Живем на четыре дома, а перекусить нечем…

Броган закрыл дверь холодильника, подошел к кухонному столу и, высыпав себе в рот очередную горсть кукурузных хлопьев, принялся размышлять, как же ему быть.

А, к черту все. Первым делом надо утолить голод.

Он открыл шкафчик. Сдвинул в сторону пакет с мукой и коробки с чаем. В самом дальнем углу нашел несколько банок. Вытащил их, чтобы прочитать надписи в лунном свете. Бобы с карри, чечевичный суп и консервированные фрикадельки. Холодными их есть не хотелось, но разогревать опасно – Элси может заметить запахи: нос у нее наверняка чуткий, раз уж со слухом беда. Впрочем, под банкой с соусом обнаружилась маленькая квадратная жестянка. О, сардины!

Броган одним движением сорвал крышку. Он не очень любил рыбные консервы, но теперь отдал бы за них душу. Взял кусочек ржаного хлеба (которого было больше), вывалил на него содержимое банки и сложил пополам.

Откусив разом полбутерброда, в экстазе закатил глаза.

Впрочем, торопиться было некуда. Лучше растянуть удовольствие. Броган сел за стол и принялся есть медленнее, заставляя себя прожевывать каждый кусочек по двадцать раз.

Кажется, жизнь налаживается.

Вот видишь? Не так и беспросветно впереди. А завтра, возможно, и Колетт возьмется за ум…

Обязательно. Иначе и быть не может.

Броган снова откусил от бутерброда и уставился в окно. Оттуда улыбалась почти полная луна.

Он задумался, чем бы еще перекусить? Что, если взять печенья? Или винограда? А может быть, кусочек сыра…

Однако Броган не успел определиться: на кухне вспыхнул свет. В дверях стояла Элси.

Броган в ужасе вскочил. Какого черта? Почему он не слышал шорохов за спиной?

Теперь придется исправлять свой промах.

И лучше поскорей, пока старуха не разоралась: «Караул, насилуют!»

Взявшись за рукоять ножа на поясе, Броган шагнул к Элси. Та не двинулась с места. На лице у нее не было ни ужаса, ни злости, одно изумление. Брогану стало не по себе. Убивать ее отчего-то не хотелось.

Хватит уже тянуть! Вали старуху. Кончай ее!

– Алекс?.. – прошептала та.

Броган замер как вкопанный.

– Что?

– Алекс? Это правда ты? Ты вернулся?

Элси подняла костлявую узловатую руку. Мутные глаза заполнились слезами. Броган понял, что она не только глухая, как пробка, еще и подслеповата и вдобавок плохо ориентируется в действительности.

– Да, – сказал он. – Это я.

Элси шагнула к нему, склонив седую голову набок, чтобы присмотреться. Броган заметил у нее в ухе слуховой аппарат.

Она провела пальцами по его лицу, и Броган не стал отшатываться. Костлявые пальцы пригладили ему бороду. Он нарочно ее отрастил, чтобы не быть похожим на фотографию, которую распространила полиция. Забавно получилось – из-за бороды его теперь приняли за другого…

Брогану отчего-то вспомнилась его старая нянька. Он был совсем маленьким, когда та умерла, и образ ее сохранился нечетко, но Броган помнил, как она гладила его по лицу, умилялась пухлым щечкам, беззубо улыбалась и по-доброму блестела глазами.

– Я знала… – прошептала Элси. – Знала, что ты вернешься. Они говорили, ты умер, но я не верила. Я знаю своего сыночка. Ты ни за что меня не бросил бы. Алекс, тебя так давно не было…

Ха! Совсем старушка сбрендила. Шарики за ролики заехали.

– Да, – сказал Броган. – Очень давно. Уж и не помню, сколько.

– Почти тридцать лет прошло. А ты… ты ни капельки не изменился. Просто чудо!

Броган глянул в сторону коридора. Надо выбираться отсюда поскорей. На кухне творилось полное безумие, но отчего-то ему хотелось понять, что происходит. Прочувствовать всю сюрреалистичность ситуации.

– Ты должна мне помочь, – сказал он. – Я плохо помню, что со мной было. Что тогда произошло?

– Машина разбилась. Ты ехал домой после вечеринки. Как мне сказали, пьяный. Свернул не туда и выехал на встречную полосу. Но я-то знала, что это неправда. И даже не стала смотреть на тело. Зачем, если это был не мой сынок?

Элси обеими руками обхватила его за голову.

– Сынок. Сыночек… Я каждую ночь о тебе молилась, и вот мои молитвы услышали.

Она обняла его, прижалась невесомой головой к груди. Броган пригладил ей редкие волосы, чувствуя под тонкой, как бумага, кожей, шишки и впадины на черепе. Интересно, что творится у нее в мозгу? Почему она не спрашивает, отчего ее сын, которому сейчас должно быть за пятьдесят, а то и больше, не постарел ни на день?