Элиза Джейн Брейзер - Если я исчезну

Я еще немного выпускаю пар, думая о полиции и об их равнодушии. А затем переключаюсь на Джеда и злюсь уже на его равнодушие.

Затем я встаю и иду вверх по траве. На скамейке для пикника я замечаю Клементину с дочерями. Как это странно, думаю я: Клементина – моего возраста, ее дети – подростки. Они сидят напротив матери с одинаковым восторженным выражением лица, и в этих лицах видны ее черты, ее губы, ее ресницы. Интересно, легче ли ей поверить в собственную высшую цель, если она смотрит на отражения самой себя в лицах своих детей? В цель, посланную свыше, а не выбранную ею самостоятельно? Та ли это конечная цель, которой она хотела добиться? Довольна ли она такой жизнью, из которой уже не вырвется?

Я делаю крюк, чтобы они меня не заметили, сворачиваю в растущие вдоль тропинки кусты. Тропинка становится у́же и у́же, пока наконец не исчезает совсем, и я вынуждена лезть через заросли.

В конце концов я добираюсь до парковки. Когда я подхожу к своей машине, появляется Клементина, которая идет по широкой аллее из парка. Дочери не прикрывают ее с фланга, твоего брата тоже нигде не видно. Мы остались вдвоем.

Она стряхивает белый пух со своей пурпурной кофточки.

– Вы ведь живете на ранчо, – как бы уточняет она, – вас подвезти?

– Нет. Я на машине. – Я жестом показываю куда-то вдаль. – А вы где живете?

– У нас дом в Хеппи-Кэмпе.

– Эдди упоминала, что дом Джеда…

– Они хотели, чтобы мы переехали туда, но, – она проглатывает невысказанные слова, – это был не лучший вариант.

– Я ведь не тупая, – брякнула на это я.

Я раздражена из-за полицейского и отыгрываюсь на ней. Но я хочу, чтобы она знала: я в курсе, что все ненавидят твоих родителей. Я это понимаю. Я не наивная и не дура, как, кажется, считают полицейские и все остальные.

Она поражена, сбита с толку.

– Я не говорю, что это так. Мне очень жаль. Я думаю, произошло недопонимание.

– Извините, – выдавливаю я из себя, хотя терпеть не могу ни перед кем извиняться. В один прекрасный день я осознала, что слишком много извиняюсь, поэтому решила больше этого не делать. Но иногда трудно понять, когда извинения заслуженны. – Я просто… знаю, что это не самая лучшая работа, – говорю я, словно стыжусь быть работягой. – Вообще-то я приехала сюда в поисках историй.

Она улыбается:

– Ой, вы писательница! А я преподаю в школе. Мы были бы рады, если бы вы заглянули к нам, – говорит она, как будто я Стивен Кинг. Меня даже не публиковали. И я не собираюсь публиковаться. Я даже не писательница, за исключением того, что я склонна творчески подходить к своей реальности.

– Может быть, – отвечаю я, потому что это лучший способ сказать «нет». – Мне пора возвращаться.

Она кивает, как будто точно знает, что я имею в виду. А я думаю про себя: Клементина милая. Я хотела бы с ней подружиться. А дружила ли с ней ты?

Понимая, что это не самый разумный поступок, я все же спрашиваю:

– Вы знали дочь Эдди?

– Рэйчел? – Ее улыбка меркнет. Я киваю. – Ну, конечно, я знала ее.

– Вы были близко знакомы?

Она морщит нос.

– Когда мы были моложе. Но в молодости все между собой дружат.

– Много ли у нее было близких друзей? – А потом, подумав, что такой интерес может показаться странным, добавляю: – Я подумала, что было бы неплохо познакомиться с людьми моего возраста.

– Я вашего возраста, – произносит она, но мне так не кажется. Она, должно быть, родила, еще будучи подростком. Родив детей, она, конечно, состоялась как женщина, но такого счастья и врагу не пожелаешь. – Но Рэйчел… Рэйчел ни с кем не была особо близка. Кроме Бамби. Ее кота. Наверное, он и был ее лучшим другом. – Что за оскорбительное клише об одинокой женщине , думаю я. А затем, вдогонку: успокойся, ты все принимаешь слишком близко к сердцу!

С притворным смехом я открываю дверцу и сажусь в машину.

– Увидимся на следующей неделе! – кричит она мне вслед.

Я машу через окно и ловлю выражение лица Гомера, сидящего в машине позади нее. Его ямочки проступают, даже когда он хмурится. Он с силой распахивает дверь. Это выглядит неподобающе для его статуса, а столь хмурое выражение не подходит к его беспечному лицу.

– Я, кажется, говорил тебе…

Но он подходит ближе и начинает выражаться тише, окончания фразы я не слышу. И развернуться не могу, поэтому уезжаю по извилистой дороге назад, на ранчо.

Колеса шуршат по дороге, меня опять начинает укачивать, а я обдумываю слова Клементины. Вспоминаю фотографии Бамби, которые ты постила в инстаграме и твиттере. Да, на ранчо обитает около трех десятков кошек такой же окраски, как и та, которую я нашла мертвой в свой первый день. Теперь я пытаюсь вспомнить, был ли на нем ошейник, но не могу. Тогда я сразу решила, что это Бамби, и не разглядывала его как следует. Я боялась запачкать руки. Теперь я ругаю себя, ведь ты всегда поучала меня: детали, детали! запоминай детали! Какое у них было ружье? Какие на них были перчатки? Где они были в два часа дня в четверг?

Твоя мать сказала, что похоронит кота на кладбище домашних животных. Но она также сказала, что уборщик мусора приезжает раз в неделю.

Мусорный бак находится за летним домиком, вне поля зрения дома твоих родителей. Он стоит за решетчатым забором, чтобы скрыть его от гостей. Я проскальзываю за забор и закрываю за собой калитку, чтобы никто меня не увидел. Мой нос наполняет зловоние от мусора, но под вонью от бытовых отходов скрывается и другой запах. Запах, который все живые существа распознают инстинктивно.

Бабах! – гремит выстрел. С колотящимся сердцем я отскакиваю к неотесанному забору и раздираю щеку об него. Мне показалось, что выстрел прозвучал прямо позади меня, настолько он был резкий и оглушающий. Но я напоминаю себе, что выстрел донесся со стрельбища.

Когда я заезжала, то видела, как Джед шагает по склону холма с винтовкой наперевес. Выражение лица его застыло, словно он мысленно уже прицелился во что-то конкретное. Когда я проезжала мимо, в доме твоих родителей было тихо. Твоя мать не вышла ругать меня за опоздание, как я ожидала, что сподвигло меня задуматься, насколько ее характер является плодом моего собственного воображения. Не параною ли я? Ее правда волнует, чем я занимаюсь, или она действительно пытается меня защитить?

Звучит еще один выстрел и разрывает воздух, из-за чего все выглядит резким и ярким. Потом ранчо затихает. Я в резиновых перчатках, в которых мыла окна, хватаюсь за край мусорного бака, подпрыгиваю, раз, другой, третий, но оказывается, что я не в такой хорошей физической форме, как представляла себе. Я теряю равновесие, вытягиваю руки, чтобы за что-то ухватиться, мусорный ящик гремит – и теплый мусор смягчает мое падение.

Я копаюсь в мусоре, который многое может рассказать о жителях ранчо. Нахожу неожиданное количество пустых бутылок из-под пива и виски – видимо, от Джеда. Пустые бутылочки от чистящих средств. Квитанции на броскую ковбойскую экипировку. И мои собственные минимальные отходы. Я просеиваю мусор, копаю глубже, иду на запах. У меня скручивает живот, но я приказываю себе сохранять спокойствие и продолжать работу. Найти уже наконец что-нибудь. И тут мои пальцы касаются кожи.