Диана Лама - Ты умрешь следующей

Но ни в одной из них не было Марии-Луизы, ни живой, ни мертвой. Мертвой? Не может быть! Она потом посмеется над своими страхами вместе со всеми, в том числе и с Марией-Луизой, когда вернется домой.

Однако с этого момента ее поиски приняли зловещую окраску.

Коридор становился все длиннее и темнее, бесконечное количество поворотов, лестниц, лесенок… Подняться по крутой лестнице в комнату Джованны было почти мукой еще и потому, что она не сразу заметила выключатель в конце лестницы и включила свет, только когда уже поднялась наверх.

Аманда и здесь постаралась тщательно все осмотреть, хотя ее сердце сжалось при виде вещей Джованны, разбросанных повсюду, будто бы никому больше до нее не было дела. Она поспешно закрыла дверь и поднялась на мансарду.

Чтобы подняться, нужно было пройти через дверь в конце главного коридора, потом начиналась лестница, опять маленькая черная дверь, опять лестница: кругом пыль и темень.

Аманда пришла в восторг, задержав взгляд на необычной паутине: тонко сотканный рисунок, в почти невидимых шелковистых путах отчаянно бьются насекомые. Она завороженно смотрела на паутину, пока не заметила паука, мохнатого и очень большого. Он скользил по паутине, как изголодавший монстр, поймавший в сети свою добычу. Ему оставалось лишь сожрать ее. Не задумываясь, Аманда сняла туфлю, каблуком разорвала паутину, раздавила паука, а заодно и насекомых.

Обследовать мансарду не составило труда, здесь никого не было.

Стояла гробовая тишина.

Аманда медленно спустилась по лестнице, держась за перила и стараясь не оглядываться. Когда сошла вниз, воздух ей показался много чище, дышать стало легче, хотя в какой-то момент она ощутила слабый металлический привкус во рту.

Тутти и Лючия к этому времени закончили осмотр первого этажа. Все пришли к выводу, что нужно поесть. А оставшиеся помещения они осмотрят позже.

Тутти забыла на включенной плите бешамель [5] Французский соус, в состав которого входят сливочное масло, мука и молоко. , и теперь от него осталась лишь клейкая пригоревшая смесь. Поэтому Лючия наскоро приготовила жареный картофель, который Аманде показался невероятно вкусным. Тутти сделала салат из моркови и выжатого чеснока: попробовала она его с подозрительным выражением лица, но съела с аппетитом. Потом втроем подруги вышли на солнышко и выпили по чашечке кофе.

— В котором часу придет микроавтобус? — спросила Тутти.

— В семь, согласно договоренности Пьеры, — ответила Лючия.

— Нам нужно будет собрать чемоданы, — сказала Тутти, и Аманда подумала о том же.

— Ты права, нужно собрать и их чемоданы, — кто знает, почему ей было трудно назвать отсутствующих подруг по именам.

— Правильно, — согласилась Тутти, отпивая кофе из чашечки.

— Вы ненормальные! — взорвалась Лючия. — Они бросили нас на произвол судьбы, а мы должны еще собирать их чемоданы? Вот вы этим и занимайтесь, если считаете нужным, у меня найдутся дела и поважнее.

Пять минут ушло на то, чтобы ее успокоить: Лючия всегда вспыхивала как спичка, но так же быстро успокаивалась. Мария-Луиза, возможно, помчалась к заболевшим детям, у Джованны наверняка началась депрессия, Дэда вернулась домой, чтобы убедиться, не изменяет ли ей муж, а теперь Лючия хотела создать им еще большие сложности?

Лючия, скрепя сердце, согласилась собрать чемодан Джованны.

— Она уж точно привезла меньше всех вещей, — насмешливо бросила Лючия, унося чашки на кухню.

Тутти вполголоса шепнула Аманде:

— В общем, я не хотела при ней говорить, чтобы не провоцировать ее, но, если хочешь знать, у меня тоже ощущение, что меня обвели вокруг пальца!

Тутти ушла, а Аманда осталась посидеть на солнце, чувствуя усталость и апатию.

Вечно такая правильная и воспитанная, такая пунктуальная во всем, но на самом деле ты просто профессиональная шпионка, подхалимка, умеющая угождать всем.

Беги к Дэде и Джованне, посмотри на них своими блестящими хитрыми и подозрительными глазками. «Посмотри, какую юбочку она надела. Она такая пафосная. Не находишь? Как тебе это кажется?» — и повиляй хвостом, улыбаясь. Ты, как и Пьера, хитрая, но намного хитрее ее.

«Ты больше не улыбаешься, Мария-Луиза? Почему? У тебя нет желания улыбаться? Как же так?» — спрашиваю я про себя.

Ты вместе с Дэдой и другими своими подругами. Ты теперь вместе с ними.

Их осталось только трое. Эта мысль вертелась у нее в голове, не давая наслаждаться солнцем. Почему именно они трое? Они никогда не были особо близкими подругами. Остальные — Пьера, Дэда, Джованна и Мария-Луиза — были связующими звеньями еще в школьные годы. Одна прочно связана с другой той паутиной запутанных человеческих взаимоотношений, которую нелегко разорвать.

А теперь Аманда осталась с Тутти и Лючией, хотя эти двое, по сути, были ей чужды.

Что конкретного она знала о своих подругах, не считая того, что осталось в памяти со школьных лет?

Ни Лючия, ни Тутти никогда не были ее закадычными подругами, и общалась она с ними не часто, да и за двадцать лет многое что меняется.

Какое отношение имела сегодняшняя Лючия, умная, саркастичная, циничная, работающая судьей и тратящая всю свою зарплату на одежду и украшения, к той Лючии, девчушке с комплексами из-за своего незначительного происхождения и из-за слишком большой груди и нелепых очков?

Теперь она носила контактные линзы, стала блондинкой, ее грудь вызывала такую же зависть, как и ее карьерный успех, — вот вам и судья Рабоне, любительница сексуальных утех и игрок в буррако, вечно на страницах газет по поводу шумных процессов, одна из тех, кто всегда смотрят вперед и цепляются за жизнь.

А Тутти? В семнадцать лет она тоже была дурнушкой, очков не носила, у нее были волосы мышиного цвета, некрасивая одежда, купленная неотесанной матерью-деревенщиной.

Сегодня школьница Мария-Кончетта, запечатленная на школьных фотографиях, осталась лежать в одном из ящичков стола, а настоящая Тутти пожинала славу, произнося свои блестящие речи. Она тоже часто появлялась на страницах газет, поддерживая свой имидж светской львицы.

Лючия и Тутти — две успешные женщины. Обе догнали Аманду, которая, казалось, состарилась в своей шкуре молоденькой девочки, так ничему и не научившейся.

Ничему, если не считать тех глупостей, которыми забила себе голову, чтобы скрыть внутреннюю пустоту.

Аманда очень рано открыла в себе главное ценное качество и, как она часто сама считала, свой главный дефект. У нее была идеальная зрительная память. Чтобы что-то запомнить, ей нужно было лишь бросить взгляд, и тут же это архивировалось в ее бесконечно емкой памяти, из которой она могла черпать информацию в любой момент без видимых усилий.