Сергей Волков - Чикатило. Явление зверя

– А знаете, как эти дети между собой вас называют, Андрей Романович?

– Вы же не можете воспринимать это всерьез. Это же абсурд, – учитель откинулся на спинку стула.

– Вот это… – директор постучал костяшками пальцев по Таниному заявлению, – никакой не абсурд, а вполне себе конкретные обвинения, на которые я, как руководитель, обязан реагировать. Потому вот вам бумага… – он пододвинул к Чикатило чистый лист, – ручка… – припечатал лист ручкой, – садитесь и пишите заявление по собственному желанию.

Чикатило взял ручку, поднял на директора невинные глаза.

– Вы бы хоть разобрались!

– Пишите, – повысил голос мужчина. – И вон из школы!

Горюнов, Витвицкий и Некрасов в тот вечер задержались на работе дольше обычного. У каждого было дело – Горюнов просматривал оперативные сводки, Витвицкий штудировал архивные дела в поисках зацепок, а Некрасов что-то увлеченно то ли писал, то ли рисовал в блокноте.

Кесаев вошел в кабинет без стука – он не ожидал тут никого застать. Витвицкий и Горюнов встали.

– Здравствуйте, – Кесаев по очереди пожал им руки.

Некрасов даже не поднял головы, весь погруженный в свое занятие.

– Как съездили, товарищ полковник? – спросил Горюнов.

– Сложно. Евгений Николаевич, уделите мне минутку?

– Да, конечно, – продолжая рисовать, ответил профессор. – Внимательно вас слушаю.

– Я уже знаю о вашем заключении относительно подозреваемых, – начал Кесаев. – Они невиновны. Но…

– Если вы о том, кто настоящий убийца, скажу сразу: понятия не имею, – Некрасов сделал несколько широких росчерков в блокноте. – У меня слишком мало данных и материалов. Я читал выжимку из старых дел, которую подготовил Виталий и симпатичная старший лейтенант. Овсянникова, кажется? Выжимка скудная и формальная.

Витвицкий оторвался от папки с делом, на лице его была обида:

– Но Евгений Николаевич! Вы же говорили, что…

– Подождите, капитан, – оборвал его следователь и навис над Некрасовым. – Что вы хотите?

– Я хочу сам поработать в архиве. Пожалуйста, Тимур Русланович, обеспечьте мне это удовольствие, – ответил ученый и оторвался, наконец, от рисунка.

Он встал, с хрустом вырвал из блокнота страницу, положил на стол перед Кесаевым и вышел из кабинета. На блокнотном листе была изображена упавшая маленькая девочка с задравшимся платьицем.

– А ничего у тебя учитель, – хохотнул Горюнов, обращаясь к Витвицкому. – Как тут говорят: «Швыдкий шо твоя сопля».

Капитан сгорбился, отвернулся к окну. Ему было неприятно то, что сказал профессор про его работу.

– Олег, – разглядывая рисунок, проговорил Кесаев, – завтра же решите вопрос с доступом Некрасова в архив.

Утро следующего дня выдалось погожим, солнечным. Но капитана Витвицкого это вовсе не радовало. Мрачный, с поджатыми губами, он выложил перед Некрасовым внушительную стопку дел и ушел к своему столу в углу кабинета, предоставленного группе в архиве ростовского УВД.

Некрасов, казалось, мрачного настроения бывшего ученика не заметил. Он открыл папку и с интересом углубился в материалы. Это еще больше расстроило Витвицкого, и он уткнулся в толстенный справочник по судебной медицине.

– Что-то ты сегодня не в настроении, Виталий Иннокентьевич, – неожиданно прогудел Некрасов, не отрываясь от дела.

– Что вы хотите здесь найти? – вскинулся Витвицкий, имея в виду старые уголовные дела, уже по нескольку раз перелопаченные им и Овсянниковой.

– То же, что и ты. Говоря образно – следы нашего преступника, – бодро ответил ученый, что-то выписывая в блокнот.

Витвицкий нахмурился, непонимающе посмотрел на Некрасова. Тот оторвался наконец от материалов, поймал взгляд мужчины.

– Что ты на меня так смотришь, Виталий Иннокентьевич? Э, да ты обиделся, братец…

– Вы же забраковали мою работу! – запальчиво воскликнул капитан.

Некрасов усмехнулся, вынул из кармана коробочку с мятными леденцами, достал один, положил в рот, почмокал, покачал головой и неожиданно подмигнул Витвицкому:

– Не забраковал, а оценил! Работа так себе. Комси-комса. Но я не сказал, что ты неправ. Направление ты выбрал верное и сделал в нем первые шаги. Просто недостаточно углубился в эти дебри. И выписал я тебя сюда вместе с допуском только для того, чтобы продолжить начатое тобой дело вместе.

Открылась дверь, вошла Овсянникова, увидела Некрасова, чуть кивнула:

– Здравствуйте, Евгений Николаевич.

Зато Виталию была адресована полноценная улыбка:

– Доброе утро.

При виде девушки Витвицкий посветлел лицом, поздоровался. Профессор, подметив все это, украдкой улыбнулся, но продолжил разговор:

– Если тебе это неинтересно…

– Интересно, – быстро сказал Витвицкий.

– Тогда давайте работать, – подытожил психиатр и сделал приглашающий жест Овсянниковой. – Садитесь поближе, Ириша. Подключайтесь.

В течение нескольких часов они втроем перебрали более трех десятков дел. Витвицкий, передавая Овсянниковой очередную папку, случайно коснулся ее руки. Оба смущенно улыбнулись, и вновь это не ускользнуло от внимательных глаз Некрасова.

Он открыл очередное, довольно толстое, дело. Полистал, заинтересовался, глаза заблестели как у рыбака, заметившего поклевку.

– А вот это весьма интересно! Виталий Иннокентьевич, пожалуйте-ка на экзекуцию.

Капитан принял дело, полистал.

– Потрудитесь объяснить, по какой причине вы отсеяли этот случай? – спросил ученый.

– Я не видел этого дела, – задумчиво ответил Витвицкий.

Овсянникова через плечо Витвицкого заглянула в материалы.

– Это я отсеяла.

Некрасов перевел взгляд на старшего лейтенанта.

– Тогда вопрос переадресовывается вам, Ириша.

Некрасов смотрел на девушку как учитель на ученика, допустившего нелепую, несуразную ошибку.

– Я подумала… – смущенно начала Овсянникова.

– Это же закрытое дело! – перебил ее Витвицкий. – Убийца найден, осужден. Приговор приведен в исполнение, – он вернул папку профессору. – Смотрите сами.

Некрасов с ехидством оглядел молодых коллег.

– Круговая порука, ясно. Что, Виталий Иннокентьевич, на западном фронте наметились разительные перемены?

Теперь пришла очередь смущаться Витвицкому.

– Я вижу, что дело закрыто, – продолжил психиатр. – Только это ничего не значит. Посмотрите на характер убийства.

– Все равно не сходится, – возразил Витвицкий. – У жертвы глаза не выколоты, а завязаны.

– И что это значит? – спросил Некрасов.

– Что это была его первая жертва? – Овсянникова едва не подпрыгнула на месте от озарения.

– Милая барышня, браво! – прищелкнул пальцами мужчина. – А вам, Виталий Иннокентьевич, двойка.

События, которые легли в основу уголовного дела, определенного Некрасовым как первое в кровавой цепочке преступлений Чикатило, начались пять лет назад.