Наталья Веселова - Предпоследний Декамерон

– Пришли! – оборвал его невеселые мысли преувеличенно бодрый голос Станислава. – Вот он!

Стоя на коленях, тот суетливо разгребал пахнувшие прелым теплом нежно-лимонные листья и бурую влажную хвою у едва возвышавшегося пригорка, поднимал толстый сухой пласт мертвого мха, и через несколько секунд совершенно очистил чуть утонувшую в земле круглую, когда-то добросовестно выкрашенную темно-коричневой краской чугунную крышку на толстых петлях. Очки Станислава сверкнули снизу слегка виновато:

– Давайте вместе, а? Я, когда один ее позавчера поднимал, – так чуть… пупок не развязался… Я тут ножом вокруг все вычистил и палку вставил – видите, приподнята? Подцепить только… – он скромно гордился своей предусмотрительностью.

Макс молча кивнул, и вдвоем мужчины, ухватившись за толстый край этой явно куда-то ведущей двери, окончательно выворотили ее из проема и последним усилием откинули на петлях. Из круглой дыры, такой черной, что казалось, она доверху наполнена темнотой, как водой, повеяло склепом. Станислав нагнулся, шаря в кармане в поисках фонаря.

– Смотрите, какая щеколда внутри здоровенная! И этот… штурвал. Если там запереться, то снаружи открыть нереально, резать надо. В тот раз у меня, кроме смартфона, ничего с собой не было – но в нем фонарик уж больно слабый, только ступени и увидел, потому и не полез – мало ли, что там…

– Или кто, – неприметно усмехнулся Максим.

– Ну, это вряд ли, – с деланым хладнокровием улыбнулся Станислав, которому этот неведомый «кто» как раз и примерещился в первую очередь, когда он случайно наткнулся, мирно собирая грибы, на, похоже, заброшенный бункер; еще месяц-другой назад он через полчаса и думать забыл бы о такой находке – не мальчишка ведь по подземельям лазить – но теперь… – Мы же с вами не в фильме ужасов…

Бровь Макса дернулась вверх:

– Да? – только и произнес он, но от короткого словечка лицо компаньона мгновенно побелело.

– Хотя, конечно… – пробормотал учитель и взял себя в руки: – В любом случае, надо проверить.

Макс уже направлял мощный луч вниз – но ничего, кроме недлинной цепочки железных скоб, вмонтированных в круглую бетонную стену колодца-тоннеля и ведущих в непроглядную тьму, увидеть не удавалось.

– Ладно, – сказал он, прилаживая фонарь на лоб. – Чего зря гадать. Я первый. Постойте пока тут и посветите, я крикну. Вдруг там вообще вода на дне – так зачем вам попусту лезть, еще сверзитесь…

Он ловко бросил тренированное тело в люк и стал быстро спускаться – вот уже круглая, почти наголо под машинку стриженная голова оказалась прямо у резиновых сапог Станислава – и тот спохватился, выдавил дрогнувшим голосом:

– А если… Если не крикнете?..

Голова неприятно улыбнулась, приглушенный свет упал сквозь поредевшую листву на сразу прижмурившиеся сталистые глаза:

– Ну, значит, меня там едят уже.

Тонкий пластмассовый фонарик, весной купленный у коробейника в полупустом вечернем вагоне московского метро между «Щукинской» и «Октябрьским полем», дрогнул в руке историка:

– Ну и шутки у вас, – напутствовал он быстро уменьшавшийся в темноте освещенный белым небольшой живой шар.

«Иду я сейчас, Василий Иваныч, по полю, и вдруг навстречу мне настоящий колобок катится! Я ему и говорю: Колобок, Колобок, я тебя съем! А он меня – матом…» – «Дурак ты, Петька, лучше бы помог Котовскому окопы рыть!» – очень кстати вспомнился Стасу анекдот, услышанный еще в детском саду во время тихого часа от бойкой девочки, лежавшей на соседней кровати…

* * *

Обратный путь опытный Макс укоротил со знанием дела: буквально за десять минут вывел выбившегося из сил, но упрямо продолжавшего храбриться Станислава на знакомую просеку, залитую ровным прохладным светом белесого сентябрьского солнца, – а там шли уже по прямой до латаной асфальтовой дороги, ведущей к высоким ржавым воротам с облезлой надписью: «Садоводческое товарищество «Огонёк»» и печатным плакатом, прикрученным проволокой к прутьям и защищенным полупрозрачным полиэтиленом: «Очаг особо опасного инфекционного заражения»; снизу, для вящего устрашения, был изображен злобно оскалившийся черный череп…

Потянув на себя визгливую створку, мужчины спокойно прошли в очаг и зашагали по заметаемой ранним листопадом гравиевой дорожке. Они уже не помнили, когда перешли на свойское «ты», – вероятно, еще там, в замечательном советском бункере. Теперь говорил, в основном, обычно немногословный Максим, незаметно, но с полным правом захвативший лидерскую позицию.

– Цены нет твоей находке, – ровно звучал его сипловатый тенор, странный в таком солидном мужике, достойным, по крайней мере, звучного баритона. – Крышка люка ударную волну задержит, не только химию. Спасибо большевичкам, на века убежища строили. Надо же, вентиляция работает – и свет включается, хоть и тусклый. Сдыхает, наверное, аккумулятор… А уж канализация! На дачах у некоторых дырки в будках, а тут унитазы со сливом… Должна быть где-то дизельная с генератором, у которого запас топлива лет на дцать… был… и прочие обеспечивающие системы: вода опять же, фильтрация воздуха – и где это все? («За той дальней дверью со штурвалом – где еще…», – ввернул Станислав.) Да уж, штурвал прямо как приваренный… Ну, будет время – дверь эту мы разъясним… – Максим искоса глянул на товарища: понял ли тот прозрачный намек на то, что и он, Макс, не дуболом какой-нибудь, а тоже классику в школе читал… или смотрел, какая разница – но спутник его никак не прореагировал, лишь очки под русым с проседью чубом поблескивали. – Что мы имеем? Пищеблок с кастрюлями – то-то жены наши порадуются. Коммутаторная с пультами и телефонами – не удивился бы, если б не мертвые оказались, – но это уж действительно из области фантастики. И целых пять кабинетов со столами и стульями, в одном даже ретро телевизор есть, а в другом – целый диван из клеенки, видел? Минимум неделю придется там прокантоваться, пока вся дрянь осядет. Ихнюю дезинфекцию можно и не пережить, а у меня Катюха на сносях… Не зря та, последняя машина проезжала – верю я ей. Вот ни в чем другом не поверил – и правильно сделал, а тут верю. Не сегодня – завтра приедут и зальют здесь все. Передавали же по телику с месяц назад примерно, что теперь для надежной дезинфекции требуется пятикратная доза… Мы, как клопы, и передохнем, если им не сдадимся. А сдаться – это в утилизатор. Я-то что, а вот Катюхе там верная смерть, и сыну тоже… («Точно – мальчик?») На УЗИ сказали… Да, и поторопиться бы неплохо – прямо сегодня начнем собирать барахло, припасы всякие, да и таскать их туда потихоньку, а то не ровен час…

Упомянутая машина старательно объехала все закоулки притихшего садоводства уже дважды. Сначала – неделю тому назад, после того, как на тринадцатой линии (вот и не верь после этого в несчастливые числа) некоторое время постояла другая – защитного цвета с пунцовыми крестами – военизированная «скорая помощь». Люди в резиновых противочумных костюмах и полноценных противогазах выкатили через резную калитку симпатичной крайней дачки высокие носилки – мелькнуло и исчезло только страшное, иссиня-серое лицо инженерши из Тушино в кислородной маске – а за носилками уныло прошли две ее дочки-погодки… Раз в неделю до того случая все регулярно сталкивались с ними у автолавки, тогда еще исправно объезжавшей окрестные незараженные садоводства, где укрывались от мора счастливые владельцы подмосковных дач, – поэтому территория и была сразу признана зачумленной и отрезана от внешнего мира. Первая приехавшая после «скорой» казенная машина пролаяла приказ для жителей собраться через день на площадке у ворот «для установления контактных лиц»… Многие не ожидали подвоха и простодушно явились в назначенное время, ожидая, что им просто нацепят на запястье неснимаемые браслеты для отслеживания передвижений и объявят о строгом карантине, нарушать который никто и сам не горел особым желанием. Все оказалось несколько драматичней: из прибывшего загримированного под передвижной медицинский пункт бело-красного грузовичка неожиданно посыпали накачанные парни в химзащите, с автоматами наперевес – и буквально за минуту доверчивые граждане, подталкиваемые железными стволами, были загнаны в крытый кузов (наблюдавший из-за живой изгороди соседский мальчишка слышал, как несчастные колотились внутри, будто в газовой камере), – и грузовик невозмутимо отбыл развозить пойманных по обсерваторам, быстро и метко прозванным в народе «утилизаторами», ибо пока никто не видел ни одного человека, вырвавшегося оттуда на своих ногах или даже ими же – но вперед…