Array Black Bear - Гибель нейронов

Клим подошел к столу.

– Дмитрий Арнольдович, я не знал, что мне со слепым боксировать придется, – обратился Клим к начальству.

– Если будет надо, то и с безруким придется. Ты не ломайся, не Наташа Ростова. И запомни, противника нельзя недооценивать. У очкарика погоняло Чикатило тоже не просто так. Он слегка с приветом, любит воткнуть кулак и повернуть. А перед боем костяшки в гипсе полощет – рожу чтобы покрошить наверняка. Я бы тебя раньше упредил, да времени все нет. Давай, вперед к победе коммунизма.

Уже в первые минуты Клим мысленно поблагодарил за предупреждение. Очкарик–Чикатило с маниакальным упорством акулы начал кружить вокруг, пытаясь работать в топящем стиле, благодаря неестественно длинным, как у гориллы, рукам. Выставив вперед левую, он с самого начала дирижировал боем, заставляя Клима тратить энергию на пустые удары, которые не достигали цели. Зато когда Клим пошел на сокращение дистанции, противник встретил его левым с уклоном в корпус, а правой попал точно в голову один раз, потом тут же второй и, действительно, провернул кулак. Это было больно.

Клим отпрянул к канатам, очкарик надавил, снова выставив вперед свою обезьяню лапу. В таком духе прошли пару раундов. Каждый раз, когда Климу надоедало попадать в воздух и он начинал приближаться, противник встречал его продуманной комбинацией с проворотом кулака.

Теперь Клим не слышал ни начала гонга, ни его конца, ориентируясь на пропущенные удары. Каждый удар это разрыв сосудов и кровоизлияние, каждый удар плюс неделя на восстановление, каждый удар это путь к проигрышу. Нельзя больше подставлять голову. Ищи, ищи решение… Кап, кап, капала на голень кровь с губы. Рефери явно левачил, с оглядкой на владельца, публике нравился бой, а значит и ставки шли.

«Чикатила, положи его, пса!», – заорал кто–то из зала. «Клим, хорош уже балета! Делай реальный подход!» – это кричали уже Климу и тот понимал, что противник ждет его атаку, но сам бережет силы. Он собрался, поднырнул под выставленную левую и начал отчаянно долбить левым боковым так, как он часами отрабатывал на груше. После первого хука главная защита соперника – левая рука – тут же повисла, и Клима бросал со всей мощи крюки в открытую голову. Ноги у очкарика подкосились и он рухнул на канвас.

Вечером, отмечая победу в съемной однушке, Ира вручила ему в подарок этот будильник, диковинку по тем временам. От нее пахло шампанским и духами, а локоны светлых волос в стрижке каре плотно облегали лицо, будто ладони ангела.

…Клим поставил будильник на место и прошел через зал, где на диване спала Ира, в ванную. С тех пор, как он взялся писать по ночам свою книгу, они решили спать в разных комнатах, чтобы не мешать друг другу. Принял холодный душ, потом выпил стакан минералки, надел нагрудный пульсометр, под спортивный костюм компрессионный рашгард, кроссовки, включил в наушниках Bomfunk MC's и отправился на пробежку.

В Сокольниках в те времена было еще мало любителей утренних пробежек. Обычным маршрутом Клима был бег по прямой с ускорениями, по шестой Лучевой просеки до Фонтанной площади, далее до Яузы и обратно, это пять километров с гаком, в Яузу надо было обязательно плюнуть – это обязательный ритуал из детства, ещё когда он бегал с отцом по утрам. Возвращались домой мы уже неспешно, всегда мимо палатки мороженого, что у входа, там продавщица Галя–шмаля, я просил всегда самое дешевое и самое вкусное фруктово–ягодное за семь копеек, и отец мне покупал, есть его надо палочкой. Наверно я и бегал то ради него, семикопеечного фруктового мороженного.

Но те времена прошли и пришли другие. Клим быстро углубился в парк, периодически поглядывая на часы, где отображались показатели пульсометра. Обычно он делал это, чтобы потешить самолюбие. Приятно увидеть идеальные 81,6 ударов в минуту, как в двадцать лет, даже если тебе – ему у нас сколько лет? – ты накануне предавался разного рода излишествам.

Заморосил дождь. Клим с удовольствием подставил разгоряченное лицо под прохладные капли. Внезапно заколотилось сердце. Глянув на часы, Клим увидел, что цифры резко поскакали вверх, просигналив о 160, а потом и 180 ударах в минуту. Тут же в глазах у Клима закружились белые мушки, дыхание перехватило. Сбавив темп и глотая воздух, он сошел с беговой дорожки и прислонился спиной к молодому дубу.

Все вокруг выглядело, словно плохая картинка с помехами в старом телевизоре. Сквозь стайку по–прежнему кружащихся белых мушек Клим увидел, что на беговой дорожке метрах в десяти кто–то в сером спортивном костюме с капюшоном стоит, опустив руки, и смотрит на него. Из–под капюшона свет в очках бликовал от слабо горящих фонарей по краям дорожки.

Внезапно руки незнакомца стали вытягиваться до земли. Он выбросил их далеко вперед и, опершись на кулаки, вытянулся и принялся отжиматься на огромных белых кулаках с ударами в асфальт, оставляя глубокие вмятины.

Незнакомец отжимался и повторял словно мантру, не сводя с Клима глаз – Семь копеек… Пришли другие времена… Ради фруктового мороженного…

Клим в изумлении глядел на странную тренировку незнакомца, потом сделал глубокий вдох–выдох, зажмурившись изо всех сил, резко открыл глаза и… снова оказался в одиночестве, если не считать показавшуюся из–за поворота фигурки девушки–бегуньи. Окружающий мир снова вернулся в норму, обрел четкость.

Клим прошелся по дорожке, посмотрел на мокрый асфальт там, где видел странного незнакомца. Поверхность дорожки была совершенно гладкой.

«Нормально так словил глюку, – подумал Клим. – Вернусь домой, не забыть выбросить будильник вместе с думками про очкариков. И голову перезагрузить. Такая ерунда на ровном месте не должна приключаться. Спасибо тебе Дуб.». – Он оттолкнулся от корявого ствола дерева и побежал дальше.

Лучшим средством для перезагрузки головы у Клима с детства и до сих пор оставалось чтение. Приняв душ после пробежки и в ожидании завтрака, который Ира готовила на кухне, он сел в кресло и раскрыл свою любимую книгу, стараясь сосредоточиться на рассказе.

В комнату с подносом вошла Ира, поставив его на свободный от бумаг краешек стола, она забралась с ногами на кресло, обхватила руками колени, положив на них голову, стала наблюдать за Климом. Большие глаза и свои большие губы, всегда выдавали её желания, черные прямые стрелки ресниц всегда были подвижны, словно секундные стрелки, она привносила умиротворение и законченность в любую обстановку не как кошка, а по–другому.

– Снова перечитываешь, – заметила она, заглядывая на страницу. Клим захлопнул книгу.